– Ну надо же! – отозвался я. – У нас нашлось хоть что-то общее.
Я думал, она засмеется, а она молча засмотрелась на дождь.
Под знакомую мелодию я почти машинально расслабился на светло-сером сиденье. Поскольку я следил в основном за Эдит, за окнами все виделось размазанным, как скопление серо-зеленых пятен. Мне понадобилась минута, чтобы сообразить, что мы едем очень быстро: машина шла так плавно, что я не ощущал скорости. О ней свидетельствовал только мелькавший за окнами город.
– Какая она, твоя мама? – вдруг спросила Эдит.
Ее глаза цвета жженного сахара с любопытством вгляделись в меня.
– Внешне мы похожи, тот же цвет глаз и волос, только она невысокая. Она бойкая и вообще экстраверт, немного эксцентричная, слегка безответственная, общительная, любит кулинарные эксперименты, но иногда они бывают крайне неудачными. Она была мне самым близким другом… – Я умолк. Мне стало грустно оттого, что я упомянул о нашей дружбе в прошедшем времени.
– Сколько тебе лет, Бо? – Она почему-то расстроилась, а я не мог понять, почему.
Машина остановилась, и я обнаружил, что мы уже возле дома Чарли. Дождь лил стеной, так что дома было почти не разглядеть. Казалось, что машина погрузилась под воду.
– Семнадцать, – чуть смутился я.
– Тебе не дашь семнадцати, – с легким упреком заметила она.
Я засмеялся.
– Ты что? – в ней снова проснулось любопытство.
– Мать вечно твердит, что я родился тридцатипятилетним и с каждым годом все больше похож на человека средних лет. – Я снова рассмеялся, потом вздохнул. – Что ж, должен же кто-то быть взрослым. – После секундной паузы я заметил: – Ты тоже не очень-то похожа на старшеклассницу.
Она состроила гримасу и сменила тему.
– Так почему же твоя мама вышла за Фила?
Я удивился, что она запомнила, как его зовут – ведь я упоминал это имя всего один раз, почти два месяца назад. Ответил я после минутного размышления.
– Моя мать… для своих лет она очень молода. А с Филом, по-моему, чувствует себя еще моложе. Во всяком случае, она от него без ума.
Лично я не понимал, что она в нем нашла, но это и не удивительно: я вообще считал, что моей матери никто в подметки не годится.
– И ты не против ее брака? – спросила она.
Я пожал плечами.
– Я хочу, чтобы она была счастлива, а она хочет быть вместе с ним.
– Такое великодушие… интересно… – задумчиво отозвалась она.
– Что именно?
– Готова ли она отплатить тебе той же монетой, как ты думаешь? Кого бы ты ни выбрал себе в подруги? – Она вдруг впилась в меня взглядом.
– Д-думаю, да, – с запинкой ответил я. – Но она же взрослая – по крайней мере, по документам. Это другое дело.
Напряжение исчезло с ее лица.
– В таком случае не выбирай слишком страшных, – поддразнила меня она.
В ответ я усмехнулся.
– Слишком страшных – это каких? Сплошь в пирсинге и татуировках?
– Можно сказать и так.
– А как бы сказала ты?
Пропустив мимо ушей мой вопрос, она задала другой:
– Как думаешь, я могу быть страшной? – Она вскинула бровь.
Я сделал вид, что обдумываю вопрос, и под этим предлогом занялся любимым делом – засмотрелся на нее.
Ее черты казались удивительно тонкими и соразмерными. При виде этого лица любой остолбенел бы, но вряд ли побежал бы прочь. Скорее напротив.
– Нет, не могу такого представить, – признался я.
Она нахмурилась.
– Но знаешь… пожалуй, все-таки можешь, если захочешь.
Она склонила голову набок и недовольно улыбнулась, но промолчала.
– Может быть, теперь ты расскажешь мне о своей семье? – спросил я. – Наверняка твоя история гораздо интереснее моей.
Она мгновенно насторожилась.
– Что ты хочешь узнать?
– Каллены усыновили тебя?
