Она похлопала по траве рядом с собой.
Я придвинулся сначала на шаг, потом еще на один, увидев, что она не возражает. И еще на несколько сантиметров.
Ее глаза по-прежнему были закрыты, бледно-сиреневые веки сияли над темными веерами ресниц. Грудь мерно поднималась и опадала, словно она спала, но при этом чувствовалось, что она старательно и с трудом управляет дыханием. Казалось, она всецело сосредоточена на вдохах и выдохах.
Я сидел, поджав ноги, опираясь локтями о колени и положив на ладонь подбородок. Было очень тепло, прикосновение солнца странно ощущалось на коже, уже привыкшей к дождю, луг по-прежнему был прекрасен, но все это служило лишь фоном. Иначе и быть не могло. Только теперь я понял, что такое истинная красота.
Губы Эдит шевелились, переливаясь на свету… почти дрожали. Мне подумалось, что она говорит, только очень тихо и быстро.
– Ты… что-то сказала? – спросил я шепотом. Сидя рядом с ней и глядя, как она сияет, я испытывал острую потребность в тишине. И благоговейный трепет.
– Просто пою про себя, – пробормотала она. – Чтобы успокоиться.
Долгое время мы сохраняли неподвижность – шевелились лишь ее губы, но пела она слишком тихо, и я ничего не слышал. Наверное, прошел час, а может, и больше. Мало- помалу напряжение, причин которого я никак не мог понять, рассеялось, улетучилось, и его место заняла почти сонная умиротворенность. Всякий раз, когда мне требовалось сменить позу, я придвигался к Эдит еще ближе.
Я наклонился над ней, вглядываясь в ее руку в попытках рассмотреть алмазные грани на гладкой коже. Потом, не задумываясь, провел пальцем по тыльной стороне ладони, вновь ощутив трепет от соприкосновения с атласной кожей, прохладной, как камень. В этот момент я почувствовал, что она смотрит на меня, и замер, не убирая палец.
Ее глаза были спокойными, она улыбалась.
– Тебе по-прежнему не страшно?
– Ничуть. Извини.
Она улыбнулась шире. Зубы сверкнули на солнце.
Я придвинулся еще ближе, протянул руку и попытался обвести контуры ее предплечья кончиками пальцев. И заметил, что мои пальцы дрожат. Она снова закрыла глаза.
– Не возражаешь? – спросил я.
– Нет. Ты и представить не можешь, что это за ощущения.
Я легко провел ладонью по ее тонкой руке, проследовал по рисунку голубоватых вен на сгибе локтя. Потом потянулся, чтобы перевернуть кисть. Догадавшись, чего я хочу, она сама повернула ее ладонью вверх так быстро, что я и глазом моргнуть не успел. Мои пальцы замерли.
– Извини, – пробормотала она и улыбнулась: обычно из нас двоих извинялся я. Ее веки снова опустились. – С тобой слишком легко быть самой собой.
Я поднял ее кисть и принялся поворачивать, глядя, как ладонь блестит и переливается на солнце. Потом поднес ближе к лицу, опять стараясь разглядеть алмазные грани.
– Расскажи, о чем ты думаешь, – шепнула она, снова глядя на меня непривычно светлыми глазами. Оттенка светлого меда. – До сих пор не могу привыкнуть, что я этого не знаю.
– Между прочим, остальные все время живут с тем же ощущением.
– Тяжело так жить, – заметила она с тоскливой ноткой в голосе. – Но ты так и не ответил.
– Хотел бы я знать, о чем думаешь ты, и…
– И?
– Хотел бы поверить, что ты не сон. Но я боюсь…
– Не хочу, чтобы ты боялся, – тихо прошептала она. Мы оба поняли, чего она не договорила: что мне незачем бояться, что бояться тут нечего.
– Я имел в виду не тот страх.
Она быстро села, опираясь на правую руку. Ее левую ладонь по-прежнему держал в руках я. Ангельское лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моего. Я должен был отстраниться. Обязан вспомнить об осторожности.
Взгляд медовых глаз обжигал.
– Тогда чего же ты боишься? – прошептала она.
Ответить я не мог. Как когда-то однажды, я ощущал ее сладкое прохладное дыхание на своем лице. Не задумываясь, я машинально придвинулся ближе, вдыхая его.
И она отпрянула, вырвав руку из моих пальцев. К тому времени, как мое зрение сфокусировалось, она уже стояла в двадцати шагах от меня, на краю луга, в тени огромной ели. И смотрела на меня потемневшими глазами на непроницаемом лице.
Я буквально чувствовал, как потрясение отразилось на моем лице. В руках ощущалось жжение.
– Эдит, я… прошу прощения, – я говорил шепотом, зная, что она услышит.
– Дай мне время, – отозвалась она громче, с расчетом на мой менее чуткий слух.
Я застыл неподвижно.
Прошло десять бесконечно длинных секунд, и Эдит с несвойственной ей медлительностью вернулась. Она остановилась в нескольких шагах и грациозно опустилась на траву, скрестив ноги. Все это время она не сводила с меня глаз. Наконец она сделала два глубоких вдоха и виновато улыбнулась.
– Это я прошу прощения, – она помедлила. – Ты понял бы, что я имею в виду, если бы я сказала, что ничто человеческое мне не чуждо?
