В то, что Арчи был когда-то преступником, мне не верилось. Да, Ройал выглядел эффектнее, на него заглядывались все девчонки в школе, но лицо Арчи поражало не просто совершенством, а чистотой.
– Это даже неплохо, что я ничего не помню, – вдруг заговорил Арчи. – Я не помню, кого оставил в человеческой жизни. И боли тоже не помню, – он посмотрел на меня и слегка прищурился. – Карин, Эдит, Эрнест – все они потеряли близких до того, как перестали быть людьми. Поэтому горевали, но не жалели. Но так бывает не со всеми. Физическая боль проходит сравнительно быстро, Бо. Однако страдания причиняет не только она…
У Ройала были родители, которые любили его и зависели от него. И две младшие сестренки, которых он обожал. После метаморфозы он больше никогда их не видел. А потом и пережил их всех. Такая боль действует медленно и долго, она невероятно мучительна.
Может, он пытается пробудить во мне сочувствие к Ройалу? Чтобы я сумел простить ему даже ненависть? Ну что ж… ему это удалось.
– Это неотъемлемая часть процесса, Бо. Сам я этого не испытал. И не могу сказать, как она ощущается. Но ее не миновать.
И вдруг я понял, что он пытается втолковать мне.
Он застыл неподвижно. Я закинул руку за голову и уставился в потолок.
Если… если вдруг когда-нибудь Эдит захочет, чтобы я стал одним из них… что это будет означать для мамы? И для Чарли?
Мне требовалось о многом подумать. О том, что раньше даже не приходило мне в голову.
Но кое-что казалось очевидным. По какой-то причине Эдит не хотела, чтобы я задумывался об этом. Почему? У меня внутри все сжалось, когда я попытался найти ответ на этот вопрос.
Вдруг Арчи вскочил.
Я вскинул голову и уставился на него, напуганный внезапным движением, а потом встревожился, увидев выражение его лица.
Оно было совершенно отрешенным и пустым, рот приоткрылся.
Подоспевшая Джессамин мягко усадила его обратно в кресло.
– Что ты видишь? – негромко, успокаивающе спросила она.
– Что-то изменилось, – еще тише ответил Арчи.
Я придвинулся ближе.
– Что?
– Комната. Длинная, повсюду зеркала. Пол из досок. Следопыт в комнате, она ждет. Поперек зеркал золотистая полоска.
– Где эта комната?
– Не знаю. Чего-то не хватает, решение еще не принято.
– Долго еще?
– Недолго. В комнате с зеркалами она будет сегодня или завтра. Смотря по обстоятельствам. Она чего-то ждет. – Его лицо снова стало отрешенным. – А теперь она в темноте.
Джессамин расспрашивала его спокойно и методично.
– Что она делает?
– Смотрит телевизор… нет, включила видеомагнитофон. В темноте, уже в другом месте.
– Можешь посмотреть, где это место?
– Нет, там слишком темно.
– А комната с зеркалами? Что еще в ней есть?
– Только зеркала и золотистая полоска – она тянется вокруг комнаты. Черный стол с большой аудиосистемой и телевизором. Следопыт прикасается к видеомагнитофону, но не смотрит его так, как в темной комнате. Здесь она ждет. – Его взгляд сконцентрировался на лице Джессамин.
– Больше ничего?
Он покачал головой. Они смотрели друг на друга, стоя неподвижно.
– И что это значит? – спросил я.
Поначалу оба молчали, потом Джессамин посмотрела на меня.
– Это значит, что планы следопыта изменились. Она приняла решение, которое приведет ее в комнату с зеркалами и в темную комнату.
– Но мы не знаем, где эти комнаты?
– Нет.
– Зато знаем, что в горах на севере Вашингтона, где следопыта ждут охотники, ее не будет. Она улизнет от них, – голос Арчи звучал мрачно.
Он схватил телефон еще до того, как тот завибрировал.
– Карин, – произнес он, потом взглянул на меня: – Да. – Некоторое время он слушал, потом сообщил: – Я только что видел ее, – и описал свое видение. – То, что заставило ее сесть в самолет… приведет ее в эти комнаты. – Он помолчал. – Да.
Арчи протянул телефон мне.