На расстоянии километров трех от нас вереница машин ехала по Кэлава-Уэй, и у всех горели фары, хотя еще не стемнело. Мы выбрали юго-восточное направление, ветер дул с нашей стороны, – словом, мы сделали все возможное, чтобы не приближаться к людям и не чуять их. С такого расстояния Эдит не могла читать мысли, но это было лишь к лучшему. Я догадывался, о чем думают люди в этой процессии.
Первым ехал катафалк, сразу за ним – знакомая патрульная машина. Мама сидела впереди, рядом с водителем, Фил – на заднем сиденье. Я узнал почти всех, кто сидел в других машинах.
Панихиды я не видел – она состоялась в церкви. Хватило бы и надгробной церемонии.
И катафалк был лишним. Для моих останков, обнаруженных в сгоревшем пикапе, не требовался гроб. Если бы я мог, я посоветовал бы родителям не тратить деньги зря и ограничиться урной. Но если им от этого легче… Может, будет лучше, если они смогут прийти ко мне на могилу.
Я уже видел, где они собирались похоронить меня – точнее, останки, которые считали моими. Могилу вырыли вчера, рядом с бабушкой и дедушкой Свон. Оба умерли, когда я был еще маленьким, я плохо помнил их. Надеюсь, они не против, что рядом будет покоиться чужой человек.
Имени этого незнакомца я не знал. И не пытался выяснить, как именно Арчи и Элинор фальсифицировали мою смерть. Знал только, что недавно похороненный человек примерно моих размеров отправился в последний путь по второму разу. Видимо, уничтожено было все, что помогло бы опознать тело – зубы, пальцы и так далее. Я сочувствовал этому парню, но полагал, что он не против. Ведь он ничего не почувствовал, когда пикап рухнул в ущелье где-то в Неваде, взорвался и сгорел. Родные незнакомца уже отгоревали о нем. Им остались могила и надгробие с именем. И у моих родителей будет и то, и другое.
Гроб несли и Чарли, и мама. Даже издалека я видел, что Чарли постарел на двадцать лет, а мама идет как лунатик. Я узнал ее черное платье: она купила его для одного официального приема, а потом решила, что оно ее старит, и отправилась на тот прием в красном. На Чарли был костюм, которого я раньше не видел. Скорее, старый, чем новый: он не застегивался на животе, галстук выглядел чересчур широким.
Фил тоже помогал нести гроб, как и Аллен и его отец, преподобный Вебер. За Алленом шагал Джереми. Даже Бонни Блэк держалась за одну из медных ручек гроба, а Джулс толкала ее кресло.
В толпе я заметил почти всех, с кем познакомился в школе. Многие были в черном, почти все обнимались и плакали. Это меня удивило: ведь некоторых ребят я почти не знал. И догадался, что плачут они просто оттого, что всегда грустно, когда кто-нибудь умирает семнадцатилетним. Наверное, они задумались о том, что и они смертны, и все такое.
Одна группа стояла в стороне – Карин, Эрнест, Арчи, Джессамин, Ройал и Элинор, все в светло-сером. Они держались прямее всех и даже издалека их кожа выглядела не так, как у людей… возможно, только с точки зрения вампира.
Церемония казалась бесконечной. Гроб опустили, священник произнес какую-то речь – проповедь? – мама и папа бросили по цветку в могилу, на крышку гроба, потом все смущенно выстроились в очередь, чтобы выразить соболезнования моим родителям. Лучше бы маму просто оставили в покое. Она тяжело привалилась к Филу, и я видел, что ей необходимо прилечь. Чарли крепился, но и он выглядел так, словно был готов сломаться. Джулс подкатила к нему Бонни и сама встала рядом. Потянувшись, Бонни взяла Чарли за руку. Это как будто немного помогло. Теперь Джулс стояла так, что я отчетливо видел ее лицо. Но лучше бы я его не видел.
Карин и остальные Каллены очутились в конце очереди. Мы смотрели, как они медленно продвигаются вперед. Утомлять маму разговорами они не стали, ведь они были даже не знакомы. Арчи притащил откуда-то стул для нее, Фил поблагодарил его; неужели Арчи увидел, что мама вот-вот лишится чувств?
Карин говорила с Чарли дольше, чем с моей мамой. Я знал, что она извиняется за отсутствие Эдит, и объясняет, что она убита горем, потому и не смогла прийти. Это оправдание предназначалось не столько для похорон, сколько для следующего учебного года, когда от пережитого Эдит впадет в депрессию и Эрнест решит перевести ее на домашнее обучение.
Пока Чарли разговаривал с Карин, Бонни и Джулс отошли. Бонни хмуро оглянулась на Калленов, потом вдруг уставилась в мою сторону.
Разумеется, она нас не видела. Я огляделся по сторонам, пытаясь понять, куда она смотрит. И заметил, что на нас смотрит и Элинор – она-то без труда разглядела нас и с трудом сдерживала улыбку. Элинор всегда недоставало серьезности. Наверное, Бонни заметила, что она неотрывно смотрит вдаль.
Прошло несколько секунд, и Бонни отвернулась. Она что-то сказала Джулс, обе направились к своей машине.
Каллены уехали следом за Блэками. Толпа редела, мои родители наконец-то выслушали все соболезнования. Фил быстро увел маму, священник предложил подвезти их. Чарли остался у могилы один, пока гробовщики забрасывали ее землей. В ту сторону он не смотрел. Сидя на стуле, с которого только что встала мама, он устремил взгляд на север.
Я чувствовал, как работают мышцы моего лица в поисках выражения, соответствующего моему горю. Глаза пересохли, я заморгал, прогоняя неприятные ощущения. Со следующим вдохом воздух будто оцарапал горло, я поперхнулся им.
Эдит крепко обняла меня за талию. Я уткнулся лицом в ее волосы.
– Мне так жаль, Бо. Такой участи для тебя я никогда не желала.
Я только кивнул.
Мы долго сидели обнявшись.
Когда уезжал Чарли, она толкнула меня, и я смог проводить его взглядом.
– Хочешь домой? – спросила она.
– Может, попозже.
– Хорошо.
Мы не сводили глаз с почти опустевшего кладбища. Начинало темнеть. Служители убирали стулья и мусор. Один из них унес мой большой портрет – школьную фотографию,
