шевельнулся в душе, советуя не ждать, а прямо сейчас отрезать толстяку голову, но Торн загнал его поглубже и со смиренным видом развалился в кресле.
Наконец градоначальник отсмеялся и, вытерев слезы аккуратным платком с вышитой монограммой, выдавил:
– И все же, вы наглец… Нет, я понимаю, конечно, что человек, не боящийся ля’Пампе, должен быть незауряден, но чтобы до такой степени…
– Стоп, – ладонь Торна слегка хлопнула по ручке кресла. Звук получился внушительный, заставивший собеседника невольно прервать словесный понос. – Для начала, кто это такой?
– А то вы не знаете?
– Представьте себе, нет. Если я буду запоминать каждую лягушку в чужой луже, то у меня на что-то более серьезное времени не останется. Итак, кто это?
– Герцог ля’Пампе, – резко посерьезневшим голосом сказал градоначальник. – Брат короля… младший. И любимый, поскольку в политику не лезет. Хозяин этих мест. И не только этих. И его сына вы не далее как этой ночью убили.
– А-а, – скучающе зевнул Торн. – И вы хотите сказать, что грозный папа вот-вот примчится мстить?
– Именно так.
– Угу. А еще что-то подсказывает, что вы, вместо того, чтобы оградить скучающего лоботряса от неприятностей, сознательно подстроили ему встречу с тем, кто его пошлет по известному адресу. Парень закономерно набедокурит, после чего его, во избежание неприятностей со стороны родственников погибшего, то есть моих… А то, что я из другого государства, причем куда более сильного, чем ваше, известно. И то, что наш король весьма нервно относится к ситуации, когда обижают его подданных, тоже… И парень, который всем осточертел, исчезнет отсюда надолго, может статься, навсегда. Только вы ошиблись, вместо того, чтобы умереть или серьезно пострадать, я открутил мальчишке голову. И теперь вы сами боитесь герцога. Боитесь-боитесь, держитесь хорошо, но запах-то не подделаешь, а у меня хорошее обоняние. И наверняка полагаете, что герцог, явившись сюда, в два дня наведет порядок. В первый повесит вас, а во второй – тех, кто будет переживать на ваших похоронах. Потому сейчас вы мне предложите, чтобы я его убил, спасая собственную шкуру. Ну и вашу, конечно, но это вы озвучивать, естественно, не собирались. Я что-то пропустил?
– Вы… несколько прямолинейны. Но…
– Но прав, – припечатал Торн.
– Правы.
– Замечательно. Потом бы вы, конечно, решили устроить мне несчастный случай, а пока давили бы Кирой… девушкой. Кстати, имейте в виду, если с ее головы хоть волос упадет, я вас собственные уши жрать заставлю. Но в целом, скажу я вам, план неплохой. Что я с этого буду иметь?
– То есть?
– Сумму озвучьте. Мои услуги стоят дорого.
– И насколько… – начал было градоначальник и осекся. Оборотень проследил за его взглядом, усмехнулся. Ну да, тот рассматривал его, Торна, разорванные штаны в пятнах запекшейся крови. А еще зарубцевавшийся шрам, нагло выпячивающийся через прореху. У человека на такое заживление ушла бы минимум пара недель.
– Ну да, я еще и маг. Так что вы не спрашивайте, вы озвучивайте. А потом уж я решу.
Откровенно говоря, Торн вовсе не собирался хоть каким-то боком участвовать в решении чужих проблем. Вон, с Кирой поучаствовал – до сих пор расхлебывает. Дурость это, людям помогать, особенно когда своих забот по горло. Но сейчас надо было тянуть время и попытаться все же решить дело миром. В смысле, разойтись как в море корабли. Потому что иной вариант при любых раскладах подразумевал вырезание всей верхушки этого города, что в нынешних обстоятельствах выглядело излишне рискованным. Никаких моральных терзаний, разумеется, Торн не испытывал, надо будет – можно и герцога положить, и эту сладкую группу зарвавшихся и от вседозволенности потерявших чувство самосохранения провинциалов, но все же схлопотать еще одну стрелу как-то не хотелось. Да и спутницу под удар подставлять тоже. Увы, мирным намерениям Торна не суждено было сбыться.
Крик резанул по ушам, словно нож. Смешно, он был очень слабым, человеческое ухо не различило бы его при всем желании, но Торн с его куда более чуткими ушами и услышал, и узнал. Дальше события развивались очень быстро.
– Что с девушкой?
– А?
– Понятно, – и оборотень ткнул градоначальника кулаком в челюсть. Слегка, чтобы не убить. Правда, сама челюсть треснула с ясно различимым хрустом, а пара зубов просто раскрошилась, но Торну на это было совершенно наплевать. Оставив потерявшего сознание хозяина кабинета мирно лежать в углу, он, не теряя времени на бег по лестнице и драку с охраной, просто сиганул в окно. Вылетал в него еще человек, а вот приземлился на все четыре лапы уже Зверь, одетый в обрывки разлетевшейся в клочья одежды.
Прыжок с третьего этажа – испытание для человека, но не для оборотня. Даже не пытаясь встать на задние лапы, он метнулся к дверям. С визгом бросилась прочь какая-то женщина. Явно не из благородных – те предпочитают падать в обморок, эта же перебирала ногами так, что их сложно было рассмотреть. Стражник у входа попытался было поднять алебарду, но отлетел в сторону с переломанными ребрами, сбитый одним могучим ударом когтистой лапы. Живой остался – это за храбрость, а переломы – за глупость, ибо незачем становиться на пути оборотня.
То, что дверь открывается наружу, Торн понял, лишь снеся ее вместе с косяком и прихлопнув при этом пару умников, ошивающихся с другой стороны. Прыжок! Распластавшееся в воздухе тело смело еще какого-то нерасторопного толстяка, четко вписалось в лестничный проем и скатилось вниз, чтобы через пять ударов сердца уже оказаться в коридоре, ведущем к камерам.
Ага, так и есть. Дверь камеры, в которой держали Киру, была открыта нараспашку, и из-за нее доносилась возня. Что там происходило, догадаться было несложно, в чем
