налаживалось. Боли почти не было, только при нагрузках. Вообще, не все так плохо. Врач говорила, что поправлюсь.
Разговор о будущем состоялся при погрузке на подлодку. Как-то слово за слово, Истомин сам озвучил мою просьбу.
– Серег, я думаю, хватит с тебя, – он тяжело вздохнул и посмотрел мне в глаза.
– Согласен, – я кивнул и отвернулся. Петрович же как будто этого ждал.
– Наконец-то у тебя рассудок появился. Договорим позже, и это…
– Давайте потом поговорим? – прервал я речь командира.
– Хорошо, – не стал злиться Петрович.
Позже, в кубрике, где мы были вдвоем, Истомин добился от меня окончательного ответа и успокоился. Насчет инструкторской работы он не обещал, это будет зависеть от моего состояния, а вот своим помощником он меня видеть очень хотел. И даже больше, он сказал, что такое предложение выдвигал Берия. О, как!
Шли под водой по Северному пути. Милях в трехстах от нашей границы обогнали ленд-лизовский конвой. Так как морякам было запрещено с нами общаться, было очень скучно и я не вылезал из кубрика. Мои новые друзья тоже скучали. Им, естественно, приходилось сидеть практически взаперти.
Придя в Мурманск, наконец вздохнули спокойно.
– Серег, тебя велено доставить в Москву, как хочешь, – вернувшийся с сеанса связи с руководством Истомин, огорошил меня тем, что не пустил домой.
– Александр Петрович…
– Извини, не я приказал. Сказали в госпиталь – значит, в госпиталь. Поправишься и к детям поедешь здоровым.
Я не стал даже перечить. Еще в Исландии Петрович заметил то, что я стал покладистее. А мне чего-то стало вообще все пофиг. Смерть друга подкосила меня серьезно. Нет, я и раньше терял знакомых людей, тут немного другое. Я второй раз в жизни потерял – БРАТА! С Муратом мы были настолько близки, через такое прошли, что плакать хочется. Дороже него только дети и Светланка. Конечно, Зимин, Петрович, Дед и остальные мне тоже очень дороги, но они-то живые.
Ли-2, гудя моторами, скакал по ВПП. Еще во время посадки я разглядел встречающих. Увидев машину Лаврентия Павловича, даже загордился: эвон, как меня встречают.
Оказалось, меня ждала еще большая неприятность, чем та, что я привез с собой. Визит на аэродром высокого начальства должен был предотвратить мою негативную реакцию. В автобусе, куда меня занесли, от Берии я узнал такие новости, что вытащил пистолет. Баран! Надо отдать должное Лаврентию Павловичу, не испугался, не стал звать охрану, а просто покачал головой. Нет, в него не хотел стрелять. Просто стало понятно, почему на встречу не приехал Судоплатов. Я просто мог бы его застрелить. А новости были очень тяжелыми.
– Ну, не мог Павел Анатольевич предполагать такого – не мог! Пойми, дел по горло, а тут лучшая диверсионная группа отдыхает. Дело было по силам только твоим спецам.
– Лаврентий Павлович, но ведь группа была не в полном составе, как он додумался их послать? Ведь у нас все роли расписаны. Раз нет двух членов группы, группа не существует!
– Сергей, успокойся и подумай. Идет война, сам не понаслышке знаешь, насколько тяжелая. Каждый человек, особенно такие профессионалы, как твои бойцы, на особом счету.
– Лаврентий Павлович, простите, просто мне обидно до слез… – Я не знал, что еще можно ответить наркому.
– Да, это очень тяжело, Сергей. Поэтому мы и хотим, чтобы ты занялся обучением и подготовкой новых групп. Конечно, когда полностью поправишься.
– Лаврентий Павлович, я буду делать то, что прикажете. Только одна просьба…
– Надеюсь, это в наших силах?
– Если бы это было вам не подвластно, я бы не спрашивал. Можно мне будет отпуск небольшой получить, после госпиталя.
– Конечно. Только после награждения. Месяца хватит?
– Конечно, спасибо. А где парни погибли, Лаврентий Павлович?
– В Польше. Но вовсе не обязательно погибли…
– Кто-то остался? – я вытаращил глаза.
– Капитан Круглов. Он сейчас в госпитале, в очень тяжелом состоянии. Пуля в голове, две в груди и обширные ожоги. С остальными пока не известно. Может, в плену…
– Толя вытянет? – с надеждой спросил я.
– Врачи говорят, что все зависит только от его организма.
– Только он и вернулся?
– Да. Он и сообщил, пока мог, что группа вся разбрелась. Но дело ребята сделали, – добавил Берия.
– Еще бы! Кто у них старшим два года был? – поддакнул Истомин.
Я лишь с грустью опустил голову и закрыл глаза. Тошно, как же тошно мне сейчас. Ей-богу, спасают только мысли о семье. Иначе бы…
Первым в госпитале меня навестил именно он. Павел Анатольевич выглядел уставшим. Начав за здравие, все равно скатились на больную тему.
– Сергей, я не собираюсь извиняться или оправдываться. Я действовал согласно требованиям времени.
«Вы уже оправдываетесь, Павел Анатольевич», – подумал я, а вслух произнес:
– Я все понимаю, немаленький.
