– Я знаю, вы как семья были… Сергей, еще не все потеряно. Фронт скоро дойдет до тех мест. Будем искать. Там много концлагерей. Ребята были не простыми солдатами. Все офицеры, знают много. Только одно беспокоит. Могли твои орлы заартачиться и пойти в «последний и решительный»… Ну или как особо важных могли в Берлин увезти.
– Я их, если надо будет, из подвалов Гестапо вытащу.
– Капитан, я никогда не забываю своих людей и обязательно сделаю все, чтобы их достать.
Мне этот разговор начинал надоедать, но не выгонишь же комиссара первого ранга. Своих-то он может и не забывает, да только мы – не его. Истомин подчиняется напрямую Берии.
Меня спас именно Петрович. Я уже хотел притвориться потерявшим сознание, но в дверь просунулась голова Истомина. Комиссар второго ранга, да-да, именно второго, вошел в палату.
– Ну, привет отдыхающим, – улыбнулся мой командир во всю ширину рта.
– Здравия желаю, товарищ комиссар второго ранга! – попытался улыбнуться я.
– Ну ладно, капитан. Выздоравливай поскорее, – отдав честь и пожав мне руку, Судоплатов удалился.
– Не ожидал, что он к тебе придет! – проговорил Петрович, когда за Судоплатовым закрылась дверь.
– Я и сам не ожидал. Хорошо, что вы пришли.
– Серег, ну мы же одни, – Истомин подмигнул мне.
– Привычка, – я улыбнулся.
– Как ты?
– Жить буду. Только вот как?
– Надо жить, жить так, чтобы смерть друзей была не напрасна.
– Постараюсь. Как там мои?
– Представляешь, я еще и сам-то дома не был. Все в Москве торчу. Только отчеты за себя и за тебя писал неделю.
– Спасибо, что избавили меня от этого. Вообще не представляю, как что-то писать. Голова пустая какая-то.
– Ничего, это пройдет. Но все-таки ты мне должен рассказать, что там вышло у вас с Муратом. А то я твой отчет еще не сдал. Не могу же я сам за тебя все описать.
– Да просто все было, как в кино, – я начал рассказывать.
В госпитале под Москвой я провел полтора месяца. Вердикт врачей был неутешительным. Рана в ноге была очень грязной и запущенной. Видимо, врач в Исландии не полностью ее вычистила. Нога гнулась очень плохо. Даже спустя такой срок я все равно ходил с палочкой. Как старик какой-то! Хотя Истомин подшучивал:
– Ты ни хрена не понимаешь! Эта трость тебе солидности придает.
– Ага, в двадцать один год.
– Причем здесь возраст? А если всерьез, то ты своими тренировками быстро от хромоты избавишься.
– Надеюсь.
Также не прошло бесследно и ранение в голову. Постоянно мучили головные боли. Первую неделю блевал каждый день, стабильно. В брюхе вроде все в норме.
Получив документы при выписке, на улице с удовольствием увидел Петровича. Тот сиял как начищенная бляха.
– Ну, наконец-то, – выдохнул он и похлопал мне по спине руками. Обнявшись и сжав друг друга в объятиях, мы простояли несколько минут.
– Поехали к Лаврентию Павловичу, ждет уже, – сказал Истомин, когда мы садились в машину.
– Товарищ комиссар второго ранга…
– Ну, чего еще? Ведь вроде договаривались уже?
– Давайте сначала к Толяну заедем. Он еще в госпитале?
– Тебе ведь говорили, что он очень тяжелый? – как-то грустно, отведя глаза, проговорил Петрович.
– И…?
– Он постоянно находится без сознания. Неделю назад ему стало хуже, и он пока не пришел в себя.
– Куда же ему пуля-то попала?
– Очень глубоко в голове. Видимо, что-то очень важное зацепила. Он борется, но…
– Ясно. Поехали к начальству.
У Берии мы были недолго. Меня просто известили об отпуске и дне награждения. Очень удивило то, что награждение было запланировано в Кремле. Сказали, что будут награждены еще многие солдаты и офицеры.
Поскольку награждение назначили через два дня, решил подождать в Москве. Хотелось, конечно, скорее домой, к семье, но решил, что поеду после церемонии – зато не надо будет отпуск прерывать.
Награждение в этот раз было куда серьезнее, чем все предыдущие, вместе взятые. Пришлось даже на трибуну забираться и речь толкать. Хорошо хоть не первым вызвали, немного подготовился. Пробормотал что-то о чести и достоинстве, о храбрости солдат и офицеров. Кинул камень в огород руководства страны по поводу
