для людей воскресенье – это уже начало понедельника.
Обязаны работать даже генералы, хотя, по расхожему мнению вечно недовольных интеллигентов, генералы только в гольф играют на генеральских дачах, выстроенных руками бедных солдат-срочников.
Едва выехали на шоссе, засветился экран на боковой панели, Данко послал вызов и ждет, я сказал коротко:
– Связь.
Появилось его лицо, покосился на Ингрид, но если я принял вызов при ней, то, значит, говорить можно, он сказал с чувством глубокого удовлетворения:
– Владимир Алексеевич, несколько нитей привели к Килу Рутерману. Это крупный торговец, смелый и амбициозный, занимался строительством в Африке, вкладывал деньги в нефть и сжиженный газ, торговал оружием, спонсировал государственный переворот в Уганде, разжег этническую войну в Чаде, однако прямых улик против него собрать так и не удалось…
– Хорошая биография, – одобрил я.
– Не скучно человек живет, – согласился он. – Не яхты себе покупает и не острова в теплых морях…
– Частные армии имеет?
– Не знаю насчет всех, – ответил он, – но две у него есть точно. Обе моторизованные, вооружены по последнему слову, в каждой по две тысячи головорезов. Не считая отдельных мобильных отрядов, что по его заданиям рыскают не только по всей Африке, но теперь осваивают и Ближний Восток.
Я задумался, кивнул.
– Даже не оружейный барон, а оружейный герцог?
Он покосился на замершую Ингрид, что старается даже не двигаться, чтобы не мешать настолько масштабному разговору.
– А то и король, – ответил он и уточнил: – В этом регионе.
Я сказал неторопливо:
– Если такой гигант поставляет оборудование куда-то в горы, то это не рядовой заказ. Явно этот Рутерман ждет, что ему от такого сотрудничества обломится очень много. Или даже многое.
– Да, шеф!
– Копайте еще, – велел я. – А я буду докладывать по инстанциям.
Я прервал связь, потому что старший я, хотя заканчивает разговор обычно тот, кто начал, но мои ребята уже усекли насчет субординации, даже Ингрид заметила, что держусь я достаточно уверенно и командую так, будто и родился во главе хотя бы дивизиона, а то и дивизии.
– Снова где-то что-то? – спросила она.
Я хмыкнул.
– Удивлена?.. Да теперь это станет обыденностью. И пойдет все чаще и чаще, а потом вообще как горох из мешка. Вся проблема будет в том, сумеем ли успевать душить все эти очаги?.. Сумасшедших, желающих уничтожить мир, и сейчас масса, но что могут сделать сегодня? Взять автомат и расстрелять людей в кафе?..
Она передернула плечами.
– Как вспомню, что чуть не опоздали тогда в Тунисе…
– Вот-вот, – согласился я. – Через полгода будет по десять таких тунисов в месяц, а через год по сто.
– А через три года?
Я сдвинул плечами.
– При нынешней системе безопасности и демократии, основанной на ценностях даже не двадцатого, а девятнадцатого века… человечество не просуществует еще три года.
– Ужас, – произнесла она трепещущим голосом. – Надеюсь, наше правительство знает, что делать в самом срочном порядке.
– Знает, – согласился я. – Работы уже ведутся. Мир ждут колоссальные изменения. Очень не хотелось бы, чтобы Штаты опоздали. Если исчезнут из-за преступной неповоротливости, потеря для человечества будет громадная, а достижение бессмертия и сингулярности придется отсрочить еще на пару десятков лет.
Она посмотрела на меня с тревогой.
– Ты снова поедешь выжигать осиное гнездо?.. Не забудь, я твой персональный телохранитель!..
– Не поеду, – заверил я.
– Точно?
– Точно, – повторил я. – Просто потому, что эту работу сумеют сделать и без меня. А я там, где, кроме меня, никто…
– Ну ты и самовлюбленный гад!
В кабинете Мещерского, кроме Бондаренко и Бронника, присутствует еще и Кремнев, а также двое неизвестных мне сотрудников демонстрируют им какие-то схемы на большом настенном дисплее.
Незнакомыми они для меня и остались, хотя вовсе не неизвестными, пары секунд хватило, чтобы узнать о них больше, чем знает сам Мещерский, как и о той операции, что высвечивается на экране, хотя тут же изображение убрали, попрощались и ушли, захватив с собой флешку, на которой для меня нет, как уже посмотрел, ничего интересного.
