– У нас по-прежнему царит мнение, – сказал я, едва за ними закрылась дверь, – что серьезные прорывы в хай-теке по плечу либо европейцам, либо китайцам, что в сфере конструирования уже европейцы вместе с японцами. Но мы в отличие от обывателя знаем, что санкции против Ирана ничуть не остановили его научно-технический прогресс! Там силами своих иранских ученых создали и ядерное оружие, и межконтинентальные ракеты… Уж молчу о многочисленных публикациях в международных научных журналах, а это показатель очень высокого уровня иранских ученых…
Мещерский и Бондаренко слушали внимательно, только Кремнев то и дело вставал и отходил в сторону, отвечая на частые звонки, да еще Бронник ушел через пару минут.
Бондаренко поинтересовался:
– Полагаете, иранцы…
– Нет-нет, – сказал я поспешно. – Просто напоминаю, Ближний Восток – это не только банды халифата.
Мещерский заметил мрачно:
– Лучше бы только банды. С теми хотя бы понятно.
– И просто, – добавил Бондаренко.
– Мы все соскучились по простоте, – согласился я. – Не случайно так много народа уходит в ролевые игры о средневековом мире… Но, как я понял, что-то случилось?
Мещерский взглянул на меня пытливо:
– Чувствуете, да?.. Вы очень сенситивный человек, Владимир Алексеевич. Таким везде легко и одновременно трудно.
Кремнев тяжело опустился в кресло, оно жалобно нявкнуло, а он буркнул недовольно:
– Пока совершенствуете движок насчет поиска глобальных катастроф, мы тут старыми добрыми методами нащупали нечто тревожное.
Он замолчал, что-то обдумывая, я спросил в нетерпении:
– Антон Васильевич?
Он взглянул на меня исподлобья.
– Вы все думаете о грядущем мире, как там будете жить, заодно рассматриваете угрозы, что возникнут в нем, а нас тут старое хватает за ноги.
– Так везде, – ответил я настороженно, – и во всем.
Он покосился на Мещерского, словно передавая ему мяч, тот ответил так же невесело:
– В общем, из небытия вынырнули элементы атомных бомб.
Я спросил встревоженно:
– Как… откуда?
Быстро пересмотрел последние новости в инете, особо напирая на все, хоть как-то касающееся атомных бомб, но, к своему стыду, ничего нового не обнаружил.
– Наследие Советского Союза, – ответил Мещерский. – Развал, неразбериха, хотя, как вы знаете, роспуск Советского Союза был запланирован и проводился настойчиво и неуклонно, однако не все шло абсолютно ровно и предсказуемо, да и не могло все пойти гладко, слишком грандиозную операцию осуществили. Потому и резкое обнищание населения, бандитский разгул девяностых…
Бондаренко сказал живо:
– Аркадий Валентинович!.. Доктор Лавронов свой, ему можно сказать правду. Это тоже было запланировано, иначе западные страны, то же НАТО, моментально вторглись бы в наши земли… А когда увидели, с чем придется столкнуться, побежденных придется кормить, они оставили Россию помирать от голода и разрухи, чтобы потом просто взять обезлюдевшие территории.
Я вздохнул, да, все понятно, сам догадывался, что разруха была подчеркнутой и картинной, больше вывеской для Запада и США, чтоб не лезли в такой ужас, но ее преодолели за несколько лет, а это ничтожная часть жизни даже одного поколения.
– Элементы атомных бомб, – повторил я. – В разобранном виде?
Мещерский кивнул.
– Да, все разбирали, раз уж мы отказались от противостояния со Штатами, а под их надзором уничтожали, как и большую часть нашей армии, авиации…
Он снова умолк, на этот раз досказал я сам:
– Часть атомных зарядов вы припрятали, а потом использовали для создания пояса атомных мин, помню.
Он покачал головой.
– Если бы только это.
– А что еще?
– На Украине, – пояснил он, – мгновенно смекнули, где можно поживиться. Одни нацелились на приватизацию заводов, рудников и пароходств, сразу стали олигархами, а некоторые ловкие ребята припрятали атомные заряды в разобранном виде.
Я заметил невинно:
– Как и у нас?
Он подтвердил неохотно:
