остальное говорить! Кажется, и на лбу уже проступило: 'охранник'. Одна проститутка так и сказала: 'Ты, наверное, охранником работаешь?' – 'А почему бы и нет', – ответил он тогда, вроде и не ей отвечал, а самому себе. Час на входе, два – у мониторов. Обед бесплатный в соседней столовой. Босс в отъезде – можно и вздремнуть после обеда. Встретил босса, проводил босса. Ночью заперся и спи, никакой бэтмен не страшен? А теперь ввязался в это дело, и будто не было долгих лет тихой дремотной работы.
До этого Толик никогда не говорил так эмоционально о своей работе в 'опергруппе'. Собственно, он вообще говорил об этом кратко и вскользь. Теперь же многое описывал подробно, с массой ярких живых деталей. С особенным чувством рассказал про одного мужичка, бывшего боксера – сам Толик еще застал его в зале, в котором начинал тренироваться, он был зеленый мальчишка, а мужичок, уже оплывший, лысый, приходил в зал поколотить мешок, повертеть скакалку. И вдруг много лет спустя жизнь свела их по одному щекотливому вопросу, причем по разные стороны этого самого вопроса. ?Вчетвером они гнались за ним по вечерней улице, мимо влипающих в стены прохожих и никак не могли догнать. На свою беду, сильно растянулись, и мужичок пользовался этим весьма эффективно: неожиданно разворачивался и выстреливал в преследователя серию точных ударов. Иногда попадал так, что сбивал с ног, но даже если не сбивал, задерживал в любом случае. Раз за разом его настигал Толик, и в короткое мгновение, что тот разворачивался и бил, оба успевали подумать: 'Где я его видел?' И Толик, узнав мужичка из спортзала, сильно смущался каждый раз, когда тот разворачивался. И поэтому никак не мог его свалить, а только отбивался и отступал, чтобы тут же снова кинуться в погоню. 'Представляешь, – говорил он, смеясь, – ну не могу его е?ть. Стыдно!' Митя слушал Толика, воодушевленно рассказывающего о превратностях выбивания денег, и думал о том, как должна быть скучна ему работа охранника. Снова смутное разочарование набегало на него – как по поводу Стаса, когда узнал, что Стас играет на нелюбимом инструменте. Необъяснимое, неоправданное, несправедливое разочарование тяжело затуманивало те самые мозги, которые Толик советовал всегда держать включенными. Какое ему дело до того, кто на чем играет, кто кем работает.
– Ну, в общем, смотри, спокойно и аккуратно. Если за ним кто-то есть, к тебе разбираться приедут. Будь готов. Разговор будет простой: ты, кэ че, лох, а мы лохов доим. Ты уж извини.
– Да ладно.
– Так что нужно просто прощупать.
Они приехали на место. Машину Толик оставил далеко от окон Олега, в соседнем переулке. До нужного подъезда прошли пешком.
– Ну че, я внизу останусь, – сказал он. – Такая, кэ че, х?я, ты меня тоже пойми. Мне в ментовку ни по какому нельзя.
– Я понял.
– Ты меня знаешь, я заднюю не включу, но ты же в курсе?
– Я понял, понял.
– Если что, кэ че, я, ясен перец, тебя там не кину. Но это в самом крайнем случае. Говори с ним спокойно, – он сделал рукой округлый плавный жест, удивительно напомнивший Мите Трифонова. – Кэ че, уговори его открыть, но в хату ни в коем случае не заходи. Если надо будет, потом, но уже при другом раскладе.
Дверь в подъезд с кодовым замком Митя открыл, отодвинув язычок замка лезвием охотничьего ножа. После встречи с пьяным прапорщиком он купил себе такой нож. Толик ничего не сказал, но нож отобрал.
Кто-то спускался в лифте, и Митя пошел пешком.
Дверь тамбура была старенькой. Простая, топорно-цилиндрическая кнопка звонка. Лак с реек облез. Тряпка, лежащая на пороге, давно бесследно пропала под серым слоем грязи. Митя не чувствовал решимости. Он вспомнил взгляды старичков в штабе Бирюкова и этого Костю? Позвонил.
За дверью открылась другая дверь, послышались шаги. Шаги приблизились вплотную, и Мите показалось, что он расслышал чье-то дыхание, но дверь тамбура так и не открылась. Так же медленно шаги смолкли, тихонько закрылась дверь квартиры. Митя позвонил еще раз, надолго утопив кнопку звонка. Не успел он отпустить палец, как женский встревоженный голос крикнул из-за двери:
– Кто?
– К Олегу, – ответил Митя, вслушиваясь, достаточно ли агрессивно звучит его голос.
Ему показалось, что недостаточно – как он и ожидал. Он решил добавить угрозы.
– Олега позовите, – проговорил Митя с могильным холодком, но тут же мысленно обругал себя: 'Не позовите, а позови!'
– Ушел Олег, нет его, – сказала женщина тверже, видимо, разглядывая его в глазок.
– В шесть утра? Куда же? На утреннюю пробежку?
Эту свою реплику он оценил как полный провал. Так оно и оказалось.
– Сейчас я устрою тебе пробежку! – сказала женщина. – Сейчас я в милицию позвоню! – Говорила она негромко, но страстно. Будто не разбудили ее внезапным звонком в шесть утра, будто не спала она в теплой постели, всю ночь готовилась, медленно вскипала – и вот дождалась. – Ты что там, крутой такой, да, людей вот так запугивать? Я на таких, как ты, быстро управу найду! Не боишься ментов, так мне есть к кому обратиться, понял? Будут тут всякие ходить, пугать!
Митя и не предпринимал попыток что-либо возразить. Прервать этот огненный монолог было невозможно.
– Я заявление на всех на вас подам!
Энергия истерики в этой женщине, скрытой за рейками с облезлым лаком, была так велика, что могла пройти насквозь, как шаровая молния. Поняв, что тут ничего не поделаешь, Митя стоял, прислонившись к перилам, и слушал возмущенную дверь.
– Разве Олег виноват, что ваш кандидат не прошел?! Разве виноват?! Да, вы ему платили за то, чтобы он этим занимался! Но он же гарантий никаких не давал! Кто это может гарантировать?! Что за беспредел?!
Поняв то, о чем она говорила, Митя раскрыл рот от восхищения: Олег сочинил бесподобное алиби. Мало того, заставил ее поверить. Его мастерство было неоспоримо. Этот человек – вчерашний Чуча, который спьяну засыпал в обнимку с унитазом, – за эти годы хоть и не сделался заместителем директора гостиницы 'Интурист', зато стал виртуозом обмана. Митя вспомнил о своем довольно продолжительном и сложном опыте. Он вдруг понял, как много общего у них с Олегом: они оба не могли обойтись без обмана. Обоим обман был необходим, на нем все держалось – без него рушилось. И почему именно Олег должен был разрушить его, Митин, обман, он тоже понял, слушая отповедь из-за закрытой двери. Все произошло точно по тем же законам, по которым неумолимо гаснет и рассыпается в прах игра самого талантливого новичка, стоит выйти на сцену матерому заслуженному старику.
Кем бы ни была эта женщина за дверью – а скорее всего, это была его жена, – Олег и ее сделал участницей представления. Он выстраивал свою игру гораздо продуманней, чем это делал Митя с Люсей. После самого неудачного поворота сюжета все-таки оставался тот, кто верил, сопереживал, смотрел ласково.
– Думаете, вам все можно?! Это ж где такое видано, а?! В свободной стране живем, между прочим! Он же тратил эти деньги, а вы как думаете?! Тратил на ваши же дела! Ну, так что теперь, если ваш кандидат не прошел, так и деньги назад, а? И деньги назад? Что за беспредел?!
Внутренняя логика последних ее фраз, этого повторяющегося вопроса заставила ее несколько снизить плотность И Мите удалось ввернуть:
– Уважаемая, вы, наверное, меня с кем-то путаете. Меня Митя зовут – может, Олег обо мне говорил? – Дмитрий?
– Да знаю я, кто ты! Что ты меня стращаешь! Подумаешь, пуп земли! Если заместитель Бирюкова, так все можно?! Дмитрий! – передразнила она. – Видали мы таких Дмитриев гребаных! И таких заместителей!
Митя беззвучно зааплодировал. Дверь в глубине тамбура закрылась. Он постоял немного, полный восхищения перед мастерством Олега, и спустился вниз.
Толик сказал:
– Хрен с тобой. Раз уж приехал, не уезжать же вот так.
Лицо его осенил азарт. Митя ничего не ответил.
