– Досталось тебе, девочка… – сочувственно кивнула Морна. – Понимаю…
– Не понимаешь! – отрезала Занда. – Никто не поймет! Жаль, я не могу их всех убить! Всех! Всех! Всех!
Морна снова покосилась на Занду, протянула ей меч, который подобрала с арены:
– Держи.
Повернулась к Ресонгу:
– Рес, не беги за мечом. У тебя есть, а я возьму сама. Не подходите к толпе. Пусть они друг друга порежут.
Уаааа! Уаааа!
Сигналы трубы прозвучали, как погребальная мелодия. На арену выкинули мечи, и люди бросились к ним, оттаскивая друг друга, хватая все подряд клинки. Возникло несколько потасовок, но, как ни странно, – без особого кровопролития. Так, несколько разбитых морд, да один порезанный бок – и то случайно, в давке.
Вооружившись, толпа устремилась в троице, стоявшей у противоположного края арена. Молча, без криков, медленно, как стая волков, скрадывающая добычу.
– Им приказ дали… – мрачно отметил Ресонг, взвешивая на руке меч. – В первую очередь нас гасить, уверен! Возьми мой меч. А мне потом добудем.
– Я сказала, а ты выполняй! – процедила Морна, глядя на то, как толпа ускоряет шаг. Позади – три здоровенные татуированные бабы, жирные, плечистые. Впереди – пятеро молодых парней, широкоплечие, разрисованные цветными рисунками. А в середине – все остальные, те, кто поумнее – пусть себе молодые получают плюхи! А мы потом! А мы знаем, как надо!
Они уже бежали. Вперед вырвался парень со шрамом на лбу, он что-то кричал, но непонятно что, – долетало только: «Уаоооо!» Переполненные трибуны ревели, будто водопад или штормовое море. Даже разговаривая между собой, на расстоянии вытянутой руки, приходилось напрягать голос.
Морна вышагнула вперед, вписалась в удар и одним движением швырнула парня в воздух, одновременно выбив меч их его руки, при этом кость предплечья противника хрустнула, будто сухая ветка, и парень завопил – отчаянно, как раненый зверь: «Ааааа! Ааааа!»
Но Морна уже не смотрела на него. Выхваченный меч удобно устроился в руке, и тут же его острие пронзило живот второго врага. Не останавливаясь – третьего – секущим ударом в основание шеи, надрубив до самого легкого.
Сзади и слева рубились Занда и Ресонг, но Морна туда не смотрела. Пока слышен звон ударов – все в порядке, держатся. Вот когда стихнет шум схватки – тогда уже нужно обеспокоиться. До тех пор – удар! Еще удар! Чавканье клинка, разрубающего живое мясо! Клекот горла, заливаемого фонтаном крови! Хрип! Стон! Крик боли, исторгаемый даже не глоткой – самой душой!
Когда толпа откатилась назад, на песке остались пятнадцать фигур – кто-то еще подергивался в последних судорогах умирающего тела, кто-то молил – то ли о смерти, то ли о пощаде, а кто-то просто лежал, глядя на свое безголовое тело пустыми, мертвыми глазами.
И тогда Морна рванулась вперед – она мгновенно срубила тех двух, что пытались встретить ее грудью, и уже в спину убила троих, попытавшихся бежать. Потом вернулась назад и деловито добила всех, кто лежал на арене, стараясь не пропустить никого, кроме безголовых. Любой, кто лежал сейчас на песке, мог просто притворяться мертвым, и ударить снизу, когда ты этого ожидаешь меньше всего. Так ее учили, и так было ПРАВИЛЬНО.
Только после этого Морна обернулась к соратникам, чтобы посмотреть, все ли с ними в порядке.
Рес утирал кровь со лба – кто-то из нападавших все-таки зацепил его кончиком клинка и рассек кожу над бровью. В остальном он был совершенно цел, если не считать нескольких царапин, вспухших на руках и широкой груди. Дурацкая привычка рассчитывать на кольчугу! – с усмешкой подумала Морна, и тут же усмешка сползла с ее лица: Занда была ранена. У нее виднелся небольшой разрез сбоку, на животе, ее ткнули то ли ножом, то ли мечом, самым кончиком, и насколько глубок был этот прокол – неизвестно. Отвратительная рана! Ужасная! Внутреннее кровотечение остановить трудно, очень трудно. А если задета печень…
Занда стояла бледная, бледнее, чем раньше, и возле ее ног лежали татуированные бабы – видимо, они решили выбрать себе объект послабее и зашли как раз с ее стороны. Тут же валялся и нож – метательный, узкий, с клинком длиной сантиметров десять. Похоже, что им и было нанесено ранение.
– Ты как? – озабоченно спросила Морна, вглядываясь в Занду, закусившую от боли губу. Видно было, что та едва стоит на ногах.
– Плохо. Умру, – сухо ответила Занда, не глядя на Морну. – Внутри все оледенело.
Морна хотела что-то сказать, но не решилась – что говорить? Ей виднее… Когда человек говорит ТАК, тут уже стоит поверить.
– Морна, убей меня. Я сама не могу, – попросила Занда, взглянув на соратницу, и у той кольнуло сердце. Взгляд девушки был таким тоскливым, полным ужаса, что не выдержав, воительница отвела взгляд:
– Почему я тебя должна убивать? Держись! Может, еще все наладится! Видишь, как люди кричат, – ты им понравилась, может, еще оставят в живых!
– Не оставят. Убей! Я устала… – Занда пошатнулась, и ее поддержал Ресонг, бросив перетягивать лоб куском ткани, вырванным из набедренной повязки ближайшего к нему трупа. – Честно сказать, не хочу я жить.
Девушка помедлила и с трудом добавила:
– Серг скажи… я ее… его любила. Как жаль, как жаль…
Занда не закончила – проревели трубы и заглушили ее голос. Снова на трибуну вышел глашатай:
– Закон гласит – выйти должен один! Их трое, а потому – бой продолжается! Если через триста ударов сердца бой не будет начат – все живые на арене будут уничтожены!
Трибуны загудели, кто-то истошно вопил, требуя боя, кто-то потребовал помиловать, но все наслаждались представлением – как и Главный Капитан, потягивающий вино в
