Какого они цвета?
три…
Джастин еще не ложился. Он выпил все пиво, посмотрел три матча и ждал Катю.
Она видела – он себя накручивал.
Она давно не получала по морде.
Он давно не связывал ее, не закрывал ей рот резиновым кляпом, не брал ее грубо и глубоко, так что ей было больно ходить на следующий день.
Катя знала – та, жестокая часть его голодна, как вампир, и требует своего.
– Чего так долго? – спросил Джастин раздраженно. – И не отвечала, я звонил раз пять?
Что бы Катя ни сказала, ситуация всегда развивалась лишь в одном направлении. Поэтому она молча улыбнулась Джастину и пошла наверх, в спальню.
– Я даже твоего ответа не достоин?
Катя его не боялась – впервые за последние семь лет. В ней бил вулкан, в ней клокотала сила, в ней любовь взрывала сверхновую за сверхновой, меняя вселенную, искривляя пространство и время.
Он затопал по лестнице уже через пару минут.
– Ты совсем охренела? – спросил он с порога.
Катя молча застегнула пуговку на своей фланелевой пижаме с котиками. Джастин захлебнулся гневом, глаза его потемнели, он бросился на нее, сжимая кулаки, схватил за волосы, толкнул через комнату. Катя приложилась лицом о тумбочку, кожа под глазом лопнула, черная кровь потекла по щеке.
– Смотри, как ты меня разозлила, – крикнул Джастин. – Ты же знаешь, как мне трудно себя в руках держать! Зачем ты так со мной, Кэти?
Он снова замахнулся, но Катя перехватила его руку, легко удержала. Подняла на него голубые глаза, в которых плясал страшный, веселый ведьмин огонь.
– Теперь я, – сказала она, шагнула вбок, потянулась и ткнула пальцем ему в спину между лопаток.
Джастин тут же осел на кровать, парализованный, захрипел, не в силах вдохнуть.
– Ой, извини, – сказала Катя. – Высоковато, да? Дыхательный центр, я не собиралась.
Она опять ткнула пальцем в ту же точку, потом – в середину спины. Джастин с клекотом втянул воздух.
– Ч-ч-что ты… – начал он.
Катя приложила палец к губам:
– Тсссс!
Из коробки под кроватью она достала кляп на ремешке, шнур и два дилдо, черный и красный. Джастин хрипел от страха, он пальцем не мог пошевелить, а от точки на спине, куда Катя нажала, разбегались горячие волны, как от ожога.
Через несколько минут он уже стоял на кровати на коленях, с выставленным задом, со щекой, прижатой к подушке. Глаза его были полны ужаса, он грыз кляп.
– Ты делал это со мной тридцать четыре раза, – сказала Катя, наклоняясь к его лицу. – Но я знаю, что по-своему ты меня любил и говорил себе, что мне это нравится. Поэтому я использую смазку.
Она выбрала черный дилдо, побольше. Джастин кричал в кляп, но Катя заметила его эрекцию. Она склонилась к лицу мужа.
– Так тебе нравится? Тебе! Не мне. Как бы ты перед собой ни оправдывался – меня ты насиловал. Понимаешь?
Джастин прикрыл полные слез глаза. Его пенис упруго качнулся в ее руке.
– Но ты всегда извинялся, – сказала она и положила другую руку на дилдо.
Он кончил дважды, потом Катя толкнула его на кровать, распрямила его ватные руки и ноги, вытащила кляп. Ведьма хотела продолжать, ведьме было мало энергии секса, она хотела еще – все, полностью, осушить, забрать, пусть умрет, зараза, семь лет мучений и слез… Но ведьмой она была только несколько часов, а собою – всю жизнь.
Джастин не мог толком говорить, только мычал что-то вроде «прости».
– Я ухожу, – сказала Катя. – Я не могу забрать Фрейю с собой и не хочу оставлять ее тебе. Я отвезу ее к твоей сестре. Люси ее любит, им будет хорошо. Ты будешь их навещать и платить алименты. И каждый, каждый раз говорить Фрейе, как ты ее любишь!
Он что-то простонал. Катя склонилась к его лицу.
– Я… плохой человек? – чуть слышно спросил он.
– Наверное, сейчас – да, – сказала Катя, подумав. – Но живые могут меняться. Прощай, Джастин. К утру паралич пройдет. Спи.
Она накрыла его одеялом, аккуратно затворила за собой дверь спальни. Несколько раз вымыла руки. Вышла на улицу прямо в пижаме, босиком.
У дома рос огромный ясень, к его высокой ветке кто-то еще в прошлом году привязал крепкую веревку с шиной. Катя оттолкнулась, раскачалась, наслаждаясь полетом сквозь ночь. Качели взлетали высоко, потом еще выше, словно Катя летела на шине, и только веревка удерживала ее от того, чтобы сорваться и умчаться в небо, полное чистых, влажно мерцающих звезд.
четыре…
Фрейя слушала внимательно и болтала ногами.
