внимание. С отцом было проще, но он вообще был довольно простым. И скучным. Вроде и пытался когда-то понять мои интересы, только не смог, а мама вот могла, но… Она как будто делала вид, что меня не существует, хотя мы были так похожи – и в интересах, и даже внешне, и с сестрами мы были похожи, с братом чуть поменьше, он больше в отца пошел, но их всех мама любила, а меня, ну почему меня нет, неправда, неправда, конечно, и меня любила, я же помню, раннее-раннее воспоминание, младенческое… руки, теплые, сухие, даже немного шершавые, но мягкие-мягкие, гладят меня по щекам, нежно-нежно, и я засыпаю, маленький, в своей кроватке, в маминых руках… Похоже, я и впрямь задремал. Показалось вдруг, что уже рассвет, как-то все посерело в комнате. Я нашарил телефон. Три пятнадцать. Отчего-то стало не по себе. Будто в комнате было что-то… Я даже знал, где именно, – справа, наверху, в углу, у окна, под потолком. Что-то. Я не мог заставить себя посмотреть. Почему-то экран телефона выглядел бесцветным, я хотел было выйти ВКонтакт, но страница не загружалась. Это что-то неживое, вдруг подумалось мне, а потом все прошло, и в комнате как будто стало темнее. Три шестнадцать. Телефон загрузил мою страницу в социальной сети, там были новые комментарии, и я отвлекся, увяз в новостной ленте. Снова начали уставать глаза, сон был уже где-то рядом. В мочевом пузыре родились слабые, но раздражающие позывы. Вставать было лень, но позывы усиливались, и я пошлепал босиком в туалет. Справив нужду, решил попить воды перед сном и в темноте двинул по коридору на кухню. Щелкнул выключателем и будто бы вырубил собственное сердце.
Свет. Такой яркий. Кухня казалась белой, а существо, сидящее на тумбе около плиты, – черным. Или черной, потому что оно напоминало маленькую скрюченную бабку. Сидела старуха по-птичьи, прижав коленки к груди, и перебирала что-то в руках. Вокруг лежали обрывки бумаги, пакетики с сушеным укропом, базиликом, чесноком, ящик со специями был открыт. Бабка резко повернулась ко мне. Морщинистая, носатая, с безумными бесцветными глазами, прозрачная радужка и крохотные черные точки зрачков, меньше секунды она глядела на меня, а потом заверещала, взмахнула руками, рассыпала какой-то темный порошок и спрыгнула на пол. Уродливая, низенькая, похожая на помесь вороны и пингвина в своих черных лохмотьях. Она побежала на меня. Это было нелепо и отвратительно, ее коленки все так же были прилеплены к груди, но она бежала и оглушительно, хрипло хихикала. Я только успел отпрянуть в сторону, тварь проскочила мимо, коснувшись моей ноги и скрывшись в темноте в коридоре. Наверное, она тотчас смолкла, не знаю, ее мерзкий смех продолжал ввинчиваться мне в уши. Я прижался к стене и сделал несколько шагов в глубь кухни, потом вдруг все качнулось, и я уже сидел на полу. В воздухе оседал черный молотый перец, рассыпанный ведьмой по комнате.
Так я и сидел, вперив взгляд в непроницаемо темный прямоугольник дверного проема. В какой-то момент заметил, что за моей спиной в окне уже светает, затем понемногу и мрак в коридоре стал проясняться. В голове как будто тоже. Я смог встать и осторожно прошел по квартире, догадываясь, что ничего не найду, но еще не понимая, что это значит.
Через пару часов я сидел в кофейне неподалеку от телецентра, в котором когда-то проходил практику. Сновали студенты, кто-то говорил по телефону, перешучивались официанты, гудели автоматы, пахло кофе. За большими окнами шуршали автомобили, спешили кто куда пешеходы. Кажется, тревога шла на убыль. Я пытался изобрести объяснение всему произошедшему, пролистывал контакты в телефоне, думал, с кем можно об этом поговорить. Выпил мятный латте, затем чайник молочного улуна и наконец набрал номер знакомого из телецентра. Спросил насчет подработки, ничего, но ты заходи как-нибудь, я не сказал, что мог бы дойти до него меньше чем за минуту. Сходил в туалет, заказал еще чаю и снова стал звонить. В итоге нашлась небольшая шабашка – поснимать молодежное мероприятие, за квартиру этим не заплатишь, но уже кое-что. Тут позвонила Инга, стала что-то спрашивать, я не врубался и сказал, что сейчас подъеду.
День начал двигаться, мир заработал. Только я откровенно тормозил, часто переспрашивал, когда ко мне обращались, и вообще толку от меня было мало.
Ближе к вечеру я оказался у своего подъезда, но внутрь не зашел. Двор был пуст, издалека доносились детские голоса и звон качелей. Я двинулся в обход извивающейся многоэтажки. С противоположной стороны бурлила жизнь, бегали дети, чуть поодаль сидели на скамейках мамы и бабушки, по тротуарам шли из школы модные подростки. Это оживление немного подняло мне настрой, и еще больше я обрадовался, когда заметил Веронику, сидящую на одной из скамеек, с коляской рядом.
– Привет!
– Ой, привет! – Видно было, что она удивлена, но по-хорошему. Улыбнулась. Возможно, я ее немного смутил.
Мы прошлись по асфальтированным дорожкам, рассекающим двор, и поболтали. Миша елозил в коляске и глядел вокруг себя мутными космическими глазами, открыв слюнявый рот. Мне хотелось рассказать Веронике о том, что случилось со мной прошлой ночью, и одновременно не хотелось этого совсем. Не потому, что она подумает, что я больной на голову, а потому, что произошедшее, кажется, вдруг перестало иметь значение. Обычно я не мастак слушать других людей, но тут, наоборот, только задавал вопросы, чтобы Вероника рассказывала о себе. Она была не замужем, с отцом Миши они общались редко, без энтузиазма с обеих сторон, жили втроем, с тетей. Наверное, не очень хорошо чувствовать облегчение от таких историй, но девушка говорила с улыбкой, и мне не нужно было скрывать свою. Миша уснул. Мы обошли детскую площадку, затем двинулись домой. В этот раз я втиснулся в лифт вместе с ними.
– Подожди секундочку, – сказала Вероника, вкатывая коляску в свою квартиру. Я отошел к перилам на лестничной площадке. В голове царил странный приятный хаос.
Показалось, будто кто-то что-то спросил. Я вздрогнул, оглянулся. Дверь в квартиру Вероники была все так же приоткрыта, а за ней полумрак. Ни звука больше.
– Что? – на всякий случай переспросил я. Подошел к двери, хотел заглянуть внутрь, но тут что-то больно ущипнуло меня за ногу чуть ниже колена. Раздалось хихиканье, и дверь с грохотом захлопнулась прямо перед моим лицом.
Я неловко отступил на шаг. Кажется, мой рот открывался и закрывался, но звуки застряли в горле. Надо было что-то сказать, что-то сделать, постучать, позвонить или, может, пойти к себе? Я поглядел на свою дверь.
– Ну нет, – протянул я и попятился к лифту. – Нет-нет-нет-нет.
Помню, как шел по темнеющей улице, потом – как ехал в почти пустом светящемся изнутри трамвае и как казалось, что окна сделаны из непрозрачного иссиня-черного стекла или пластика. В нем отчетливо отражались все сияющие внутренности трамвая, поручни, сиденья, парочка последних пассажиров. И я там тоже отражался, мой силуэт, но лица как будто не было.
