Иначе разорву на хрен голыми руками, и автомат не понадобится.
Чтобы закрыть глаза убитому, нужно немного живого тепла – веки остывают практически сразу после смерти. Я почувствовал, как мою ладонь слегка пощекотали ресницы. Последнее движение мертвого тела. Страшно это. Тот, кто навсегда закрывал глаза своему товарищу, никогда не забудет этого прикосновения ресниц, от которого тебя, пока что живого, начинает словно под током трясти нервная дрожь. Я не боюсь смерти – глупо бояться названую Сестру. Терять настоящих друзей намного страшнее.
Я скрипнул зубами, усилием воли давя в себе слишком сильные эмоции, от которых запросто может слететь крыша. Мне еще предстоит убивать тех, кто убил Рудика. Возможно, я их уже застрелил, но для того, чтобы быть уверенным, нужно отправить в Край Вечной войны и тех, кто сейчас прячется за грузовиком. А для этого нужна холодная голова и твердые, не трясущиеся руки.
Так что сняв ладонь с холодеющей мордочки Рудика, я забрал то, что он мне завещал – окровавленный кусочек его шкуры и стилет-«шестерку». Пистолет спира я тоже сунул за ремень – в магазине еще оставались патроны, а в скором времени мне придется много стрелять.
– Слышь, Снайпер! – раздалось из-за грузовика. – Мы знаем, что ты тут. Бежать тебе некуда, за лесом наша база и блокпосты, плюс подкрепление мы уже вызвали. Если сдашься, ничего с тобой не сделаем. И даже дадим с собой цианистый калий перед тем, как передать тебя «боргам», потому что за своих они с тобой посчитаются по полной. После того, как мы тебя им передадим, просто ампулу разгрызешь и спокойно, быстро, безболезненно сдохнешь. А нет – пожалеешь. У нас один палач-любитель есть, он медленно от человека небольшие куски отрезает, после чего прижигает место среза паяльной лампой. Так что выбирай, в каком виде к «боргам» ехать – целым и с цианом в кармане, или обструганным и обожженным, словно полено.
Они орали что-то еще, а я собирал хворост. Его было много под ногами, но я примерно представлял, сколько нужно топлива для того, чтобы всё сделать хорошо. Когда набралась куча высотой мне чуть не по пояс, я вылил на нее содержимое трофейной фляги, после чего аккуратно положил сверху тело Рудика.
Не знаю я, что нужно говорить в таких случаях. Да и нужно ли вообще? Мертвые все равно нас не слышат, так что для кого эти речи? По ходу, для нас. Глядя на холодное, неподвижное тело живому просто необходимо сотрясти воздух у себя под носом, лишний раз при этом почувствовав себя живым. Мол, ты вот умер, а я вот еще не сдох. Могу шевелить языком, заглушая бесполезными звуками собственный страх перед неизбежной неизвестностью, порог которой уже перешагнул тот, кто больше никогда не сможет самостоятельно поднять веки.
Но я все же сказал то, что каждый сталкер обязан сказать сталкеру, провожая его в последний путь.
– Прощай, друг. Упокой тебя Зона.
И, щелкнув зажигалкой, поднес ее к куче хвороста.
Пламя взметнулось вверх. Затрещали ветки, в нос ударил запах горелого мяса. Ты прав, Рудик. Так лучше, чем могильная вонь. Гореть всегда лучше, чем гнить – что по жизни, что после смерти. А еще пока мы живы, нужно отдавать долги. И сейчас я был должен забрать жизни тех, кто убил Рудика. Нет, не забрать – на хрена мне их поганые жизни? Просто втоптать в грязь Зоны, как раздавливают каблуком «берца» омерзительного слизняка.
Я повернулся спиной к костру, взвел курок пистолета, засунул его себе за пояс. Потом щелкнул переводчиком огня, ставя автомат на одиночные, вышел из-за деревьев и направился к грузовику. Мне было плевать, что как минимум один из «вольных» сейчас наверняка следит за мной – не могли же они оставить ценного пленника без присмотра. Мне было вообще на все плевать. Уроды убили моего друга. Уроды должны сдохнуть. Это аксиома. И кто ты на этой земле, если не следуешь этому простому закону? Да никто. Гнида ползучая, еще более мерзкая, чем любой слизняк.
– Парни, он идет! – заорал кто-то за грузовиком.
– Куда идет? – отозвался недоуменный голос.
– К нам идет!!
– Сдаваться?
– Не похоже. С такой рожей не сдаются. И автомат у него…
– Данунах… Он что, шизанулся? Нас же тут…
Суматошно защелкали переводчики огня, заклацали затворы.
Ну, давайте. Ваш ход.
Они выскочили одновременно, двое, с разных сторон грузовика. Нормально. Даже если я завалю одного, второй подстрелит меня. Это они так думали.
Я же думал иначе, падая лицом в грязь, и одновременно посылая пулю в голову первому. Он даже выстрелить не успел, когда ему в лоб врезался горячий заостренный цилиндрик, вылетевший из ствола моего автомата. Врезался, пробил кость и убогий мозг за ней, кувырнулся, ткнулся в обратную сторону затылка и отбросил незадачливого стрелка назад. Уже мертвого.
Второй выстрелить успел. Очередью, и довольно метко – пуля снесла мне кожу над ухом, но остальные прошли верхом. Неудивительно. Даже если ты хороший снайпер с накачанными бицухами, все равно не удержать тебе АК, который при стрельбе очередями тащит вправо и вверх. Поэтому я и стараюсь стрелять одиночными. И патроны экономнее расходуются, и результаты лучше. Как сейчас, например.
Незадачливый стрелок выронил автомат и согнулся, обхватив живот руками. Понятное дело. С такого расстояния даже если пуля и не пробьет легкий бронекостюм, то ее запреградное действие всяко перебьет дыхалку. А привычка гулять по Зоне в броне с залихватски открытым стеклом-забралом вообще выше моего понимания. На фига вообще броню одевать, если рожа открыта? Первый вольный даже осознать свою ошибку не успел. А этому я дам возможность прочувствовать, что бывает, когда убиваешь друзей
