– И вы решили, что Джиму нужно закрыть рот. Навсегда, – резюмировал Соломон, утверждая, а не спрашивая.
Морган глянул в зеркало заднего вида.
– Люди гибнут на войне, – сказал он. – Немногие – за счастье для всех. Так уж оно повелось.
Соломон чувствовал: Холли трясло. Если бы не связанные руки и плексигласовая перегородка между нею и Морганом, она бы точно его убила. Желание бить насмерть исходило от нее, словно жар.
– А как насчет очистки вод? – спросил Соломон.
– Никакой очистки. Уровни загрязнения невысоки. А если бы мы принялись за очистку, люди стали бы задавать вопросы. Мы могли бы потерять шахту. А это неприемлемый риск. Потому мы решили прекратить работу с химией, уволить почти всех горняков и пустить в шахту воду.
– Вы знаете, что такое трихлорэтилен? – задал очередной вопрос Соломон.
– Нет, а мне нужно знать?
– Это одно из веществ, названных в отчете о загрязнениях, – ответил Соломон, глянув на Холли. – Оно – причина дефектов развития плода и неонатальных патологий. Также оно вызывает выкидыши в начале второго триместра беременности.
Холли уставилась на него в ужасе и крайнем изумлении.
– Теперь вы понимаете, отчего ваш муж так поступал, – произнес Соломон, чтобы не слышал Морган. – Его верность городу испарилась в тот самый момент, когда Джеймс узнал, что именно могло убить вашего сына.
Глаза Холли стали мокры от слез. Она отвернулась, глядя в окно.
Машина подъезжала к аэродрому. За оградой тянулись рядами массивные, угловатые контуры самолетов, подсвеченных желтыми натриевыми лампами. Основная часть аэродрома с аккуратными рядами военных и гражданских самолетов осталась слева от дороги. Справа располагался музей, где стояли отобранные образцы старых самолетов, восстановленные и поддерживаемые в рабочем состоянии. В главном здании музея не светились огни, и входные ворота были закрыты. Машина подъехала к другим воротам – достаточного размера, чтобы вывести самый большой самолет из музея на взлетную полосу по другую сторону дороги.
Кто-то оставил створки приоткрытыми как раз на ширину машины. Она проехала под крылом бомбардировщика, затем направилась к большому ангару на дальней стороне летного поля.
– Мы собираемся куда-то лететь? – спросил Соломон.
– Очень в этом сомневаюсь, – ответил Морган.
70
– Распознал, – доложил Суарес.
Теперь он ясно видел цель – человека, которого помнил по описанию на брифинге, а также по плакату, висевшему в столовой последние восемь лет.
– Кто водитель? – прошептал голос Эндрюса в наушнике.
Суарес чуть повернул винтовку – зеленая фосфоресцирующая муть залила поле зрения, успокоилась.
– Не знаю. Он не из известных приспешников.
Суарес вернул винтовку в прежнее положение, отслеживая движение машины, предугадывая его, удерживая голову Тио в перекрестье прицела.
Цель уже в пределах пятисот ярдов. Как на стрельбище. На пятистах вероятность попадания – семьдесят процентов. И чем ближе, тем процент выше.
– Какие будут приказы? – спросил Суарес.
– Не стрелять.
Суарес продолжил отслеживать машину, переключаясь то на Тио, то на водителя.
Его тренировали в подобных ситуациях держать сознание ясным и спокойным. Но на этот раз тренировка не помогала. Он все думал о том, что произойдет, если выстрелить. Слава всего в одном нажатии курка. Знаменитый парень, застреливший национального врага номер один, – как Чарльз Уинстед, застреливший Диллинжера. Сейчас-то об этом можно написать книгу. Продать права на фильм. Всего один выстрел – и о парне по имени Суарес пойдут легенды. Но ничего этого не случится, потому что Суарес не выстрелит.
В Папу Тио – нет.
Суарес прицелился в водителя, лежащий на крючке палец чуть напрягся. Если будет приказ стрелять, пуля уйдет в того парня. Суарес чуть уменьшил увеличение – машина подъехала близко. Видно обоих сразу. А что это за ярко-зеленое пятно?
– Пассажир полез за чем-то, – доложил снайпер.
Размытое пятно то гаснет, то возникает снова в такт движениям руки Тио.
– Он чем-то машет, – сообщил Суарес. – Что-то белое, вроде листка бумаги или салфетки.
Палец расслабился, вернулся в безопасное положение у скобы.
– Он сдается, – заключил Суарес.
Затем посмотрел в прицел и убедился в своей правоте: Папа Тио сдавался.
IX
