– И поделом вам. Присмотритесь внимательнее, вы увидите, что многие из моих пациентов еще живы.
Я отшатнулся от ближайшего тела, и подвешенные довольно громко стукнулись друг о друга. К счастью, два чудовища на другой стороне ледника этого не заметили.
– Я ввожу им раствор, который погружает их в неглубокую кому, а затем приношу сюда. Некоторые – подумайте только, дорогая! – живут около двух дней в таком бессознательном состоянии. Ну, разве они не борцы за жизнь? Заморозка в живом состоянии позволяет мне тщательнее их изучать. Они умирают не от ран, как ваши творения, а будучи в той же форме, в какой зашли ко мне в кабинет.
Эркиль говорил и говорил. А я оглядывал кладбище вокруг себя. Подвешенные тела почти касались пола ногами, отчего казалось, что люди просто стоят рядами. Молчаливые, холодные, безжизненные. Внезапно ближайший ко мне скованный холодом человек вдруг моргнул. Я закрыл рот руками в немом ужасе. Хотел бы закрыть глаза, но не мог. Простоватый мужчина с множеством шрамов на лице и кустистой бородой с проседью. Он смотрел на меня и, несомненно, моргал.
– А не опасно оставлять их тут живыми? Вдруг одному удастся пересилить холод и сбежать?
– Раствор делает каждого из них овощем. Живым, дышащим овощем, моя дорогая. Их мозг уже мертв. Кровь циркулирует, сердце бьется, даже некоторые мускулы реагируют, но жизни в них больше нет.
– А что будет, если кто-то найдет это святилище в вашем доме? О, дорогой Эркиль, я так боюсь. Вдруг вас обвинят в преступлении против человечности!
– Мне дорого ваше переживание. Но губернатор сильно страдает от лихорадки каждую весну, главного стражника одолевает непристойная болезнь, десятки богатых и влиятельных людей по всей Лакцине взывают ко мне: «Помогите нам, доктор Эркиль! Спасите нас!» И я им отвечаю: «Я вас излечу! Но дайте мне время, немного подопытных бродяг и оставьте мне мой ледник». Как вы думаете, в самом ли деле меня накажут, если найдут это место?
– Вы гениальны!
Последовал звук поцелуя, затем еще одного. Я стоял среди окоченелых тел, поглядывая на мигающего, но все равно мертвого мужчину, и слушал, как чудовища совокупляются среди кошмара, созданного одним из них.
Я был опустошен. Спасти «пациентов» Эркиля из ледника я уж не мог. А попытка предотвратить новые жертвы вряд ли бы закончилась успешно. Если доктор прав, самые влиятельные люди города просто закроют глаза на творящееся здесь беззаконие. Что такое пара бедняков по сравнению с лихорадкой мэра?..
Примерно через двадцать минут доктор и Мишая закончили свои омерзительные плотские утехи. Я основательно продрог и думал, что меня ждет участь всех, кто здесь оказался подвешенным на крюке: замерзну насмерть и стану объектом изучения доктора, которого больше не мог называть своим другом.
Я услышал, как Мишая оправляет юбки.
– Меня волнует ваш знакомец, доктор, – проговорил монстр в женском обличье. – Вы сказали, что он догадался. Не донесет ли он на меня?
– Нет, если хоть единожды спустится в этот подвал. Полагаю, он спит наверху сейчас. Мы можем пойти туда и сделать его нашим первым совместным проектом.
Они покинули ледник, а вслед за ними вышел и я. Бесшумно и бесчувственно.
Когда они пересекли холл и поднялись на второй этаж, я выскользнул через главную дверь и направился прочь из Лакцины. Не захватив с собой ни одной вещи, оставив деньги, одежду и весь инвентарь в доме доктора, кроме охотничьей броши, которая была приколота к лацкану моего сюртука. Я пустился по разбитой дороге на Сижарле без мыслей и каких-либо чувств.
Мое гостевание в Лакцине усугубило душевную тяжесть, возникшую из-за того, с чем мне пришлось столкнуться в Кармаке. Люди стали мне отвратительны. Я утрачивал чувства сожаления и грусти. В каждом встречном путнике на дороге я видел лишь монстра, чудовище, порождение похоти, злобы и грязи. Я не знал, существуют ли еще невинные, безгрешные люди на этой земле.
Подкрепляясь плодами, украденными с возделанных полей и садов, я добрался до какой-то приморской деревушки, откуда удалось в долг отправить в Сижарле письмо Арлину, единственному человеку, которому я доверял. Он срочно прибыл за мной и увез в край солнечных садов и мимозы. Я все еще разбит и безутешен, но с помощью Арлина оправляюсь. Хоть он и хвастун, но он единственный, кто позволяет мне чувствовать себя человеком.
#Волк седьмой
Я закрыла дневник охотника. Новая история оказалась длиннее предыдущей.
– Он не очень-то удачливый парень, а? Я имею в виду, что он ни разу так и не поохотился нормально на волков.
– Может, все еще впереди, – расслабленно произнес Слэйто. Окруженный сумерками, он тихо светился белой магией.
– А как зовут автора дневника? Здесь ни разу не названо его имя.
– Наверное, оно настолько скучное, что издатель решил его не упоминать.
Солнце почти село. Вокруг в тополях стрекотали неведомые букашки. История о замороженных мертвецах была отдалена на сотни километров и лет от этого места и от нашего времени, но мне почему-то казалось, что автор дневника смотрел на мир моими же глазами. Здесь и сейчас он третьим моим компаньоном сидел у костра, словно незримая тень. Воздух стал прохладнее, словно мы все попали в ледник. Я зябко передернула плечами.
– Эта книга – она была написана очень давно, да, Слэйто? Такой вычурный слог, города, которых давно нет на карте, – вроде Лакцины. Так почему же наука и искусства были там так развиты? Хирурги, которые получили образование в университетах, ха. Я слышала, что подобное обучение хотели организовать в Ярвелле, но не хватило профессоров. Любой наш врач – это лекарь из деревни или городской мясник, только и знающий, что можно отрубить. Как так получилось, что за сотни лет все знания Королевства не развивались, а тихо сгнили? Боги, автор дневника рассказывает, что он ходил на