чтобы остановиться навсегда. Внезапно я услышала другой звук: тихий, словно звучавший в отдалении. Сначала его было сложно распознать – он маскировался под биение моего сердца, следовал за каждым ударом. Так точно попадал тон в тон, ритм в ритм, что поверить было сложно. Это было биение другого сердца.
#Волк восемнадцатый
Мы сидели посреди мокрого сада плечом к плечу. Неясно, как за пару дней цветущий южный сад превратился в загнивающее болото. Элея решила покинуть этот свой дом, и вместе с ней исчезли мраморные волки. Яблони больше не цвели, напротив, источали мерзкий запах гниения. Яблоки, которых и в помине не было в ту ночь, когда я поняла, что я не охотница на волков, теперь усеивали ровным слоем землю, сколько хватало глаз. Ржаво-оранжевые, покрытые плесенью, трескающиеся под ногами с мерзким чавканьем и обнажающие свое гнилое нутро.
На пространные разговоры не было сил. Мы как будто выжили в тяжелой битве. Вокруг клубился туман, казалось, им можно набить подушку, настолько густым он был. Лица блестели от оседающей на них влаги.
И все-таки, несмотря на отсутствие сил, я решила сказать хоть что-то.
– А я бабулю видела.
Слэйто отбросил мокрые пряди со лба. Сейчас он совсем не выглядел красавчиком, скорее прощелыгой из трактира вроде «Таинственного друга», одним из тех, которые играют в чок-чок и наперстки.
– Уверен, твоя бабуля – достойная леди почтенных лет.
– Она умерла. Люди, которых я называла родителями, стыдились ее деревенского… Да, всего деревенского – происхождения, говора, внешнего вида. Поэтому меня редко отправляли к ней погостить. А зря – мы с бабулей отлично уживались. Понимали друг друга с полуслова. Иногда мне казалось, что, смотря на меня, она видит кого-то другого.
– Почему именно она? – Маг мягко коснулся моего лба. – В том месте, где ты побывала, открыв килиаз, не бывает случайных встреч.
– Думаю, потому, что именно воспоминания о ней, где-то глубоко у меня в голове, всегда соотносились с чистой любовью. Той, от которой хорошо и не больно, которая всегда дает больше, чем забирает. Я бы хотела, чтобы ты познакомился с моей бабулей. Хоть она и ненавидела Сияющих. Один из них как-то подшутил с отарой овец, которых она пасла еще в дни ее молодости. Никто в деревне так никогда и не рассказал мне, что именно он сделал. Но люди смеялись, точно сумасшедшие, а бабуля краснела и злилась.
Я замолчала, понимая, что несу какую-то чушь. Может, Слэйто совсем не хочет слушать про мою бабушку. Ему, скорее всего, плевать на все эти истории, а я лезу к нему с ними, словно непутевый ребенок. Я робко взглянула на мага. Он выглядел задумчивым.
– Войя подери! – произнес Слэйто после паузы. – Я теперь тоже не могу думать ни о чем, кроме того, что же произошло с теми овцами. Как ты умудряешься вообще спать, так и не раскрыв эту тайну?
Благодаря этим нелепым словам у меня в груди наконец распустился тугой узелок. Мы одинаково смотрели на мир, и у нас было гораздо больше общего, чем мне казалось раньше. Я не могла плакать, но, уткнувшись в худое плечо мага, по привычке начала хохотать.
Такими нас и увидел Мастос. Он несся по саду, словно большая серая цапля, а гнилые яблоки лопались у него под ногами, и во все стороны брызгал ржавый смердящий сок. Низ его рясы и худые ноги в монашеских сандалиях окрасились в цвета загнивающего сада. Заметив нас, монах остановился и, нагнувшись, уперся руками в колени, пытаясь восстановить дыхание.
– Хвала всем десяти верховным богам. Ты жива!
Несмотря на это восклицание, я уже не могла остановить смех. Попыталась сдержать его, но через пару мгновений прыснула и захохотала еще громче.
– Она повредилась в уме? – с испугом спросил монах у мага.
Слэйто погладил меня по голове, как маленького ребенка.
– Не обращай внимания, Мастос. Лис так плачет. Пусть выпустит накопившееся равэ.
Монах заозирался и, не найдя ту, которую искал, грустно спросил, уже зная ответ:
– Аэле вознеслась?
Я давила в себе остатки смеха, а мужчины молчали. Вскоре неподалеку запела одинокая птица. Монах присел рядом со мной.
– Моя добрая госпожа, не сердись, что я вернулся. Просто я никак не мог простить себе, что отпустил тебя на верную смерть. Я не мог есть и спать и все думал, почему же мне не хватило дара убеждения, чтобы тебя удержать? Наверно, я плохой учитель.
– Может, все-таки скажешь правду? Зачем ты вернулся?
Слова Слэйто прозвучали жестко. Я даже шикнула на него. Хотя история Мастоса показалась и мне мало похожей на правду, да и сам монах сменил тон показной любезности на весьма фамильярное обращение.
Монах выглядел растерянным.
– Боюсь, вы сочтете меня свихнувшимся стариком. Это и вправду выглядит как безумие.
– Ты думаешь, меня может удивить безумие? – Я обвела рукой сад вокруг нас. – Серьезно?
– Видишь ли… Мне был сон. – Мастос сказал это, словно боясь быть обсмеянным. Когда старик убедился, что мы молчим и внимательно его слушаем, он продолжил: – Грядет какая-то страшная война, гораздо ужаснее той, что шла в Королевстве. Погибнут сотни тысяч, чтобы дать шанс на жизнь своим детям. Новую войну не предотвратить, но. Мы что-то можем сделать. Я видел тебя, Лис, ясно как день. И тебя, Слэйто. А еще много размытых силуэтов вокруг. Красный туман застилал все вокруг. И ты бежала прямо в него, госпожа Лис, совсем одна. Никто за тобой не поспевал.