неразделенной любви. Но Лунный храм – владения Макоши, мудрой и рассудительной покровительницы женщин. А она всегда ведает чуточку больше, чем ее юный пылкий собрат.
Девица очнулась от прикосновений чужих рук. Таких горячих… обжигающе-горячих. Болезненное ненавистное тепло чудодейственной дымкой поползло по всему телу, принося спасение.
– Детонька, да ты с ума сошла, – откуда-то издалека донесся знакомый голос Кикиморы. – Пойдем, милая. Я тебя отогрею. К жизни верну.
К какой жизни? Разве возможна жизнь без НЕГО? Разве нужна жизнь без НЕГО?
– Вот так, хорошая моя, вставай на ножки. Сейчас. Сейчас. Я тебя в водичке теплой вымою… Мягкой ветошью оботру… Настоем слезы Макоши горюшко отгоню. Будет Немира снова красна девица, ладная, на зависть подруженькам да на радость женихам.
Что ж она болтает-то? Каким женихам? Никого, никого на всем белом свете нет желаннее Войтеха…
То ли дело в горячей воде, то ли в ласке Кикиморы, то ли сама сила Лунного храма виной, но в девичий разум вернулась ясность. Слезы иссякли, высохли, будто ручеек в знойное лето. Наверное, Немира выплакала все, что ей было отпущено на Войтеха.
– Поешь, милая, – волхвица подсунула подопечной горшочек. Тонкая струйка пара донесла до ноздрей дивный аромат.
– Не могу, – отвернулась от угощения девица.
– Хоть морсику испей, – участливо хлопотала вокруг неразумной девицы Кикимора.
Немира еле заметно кивнула, пить совсем не хотелось, но, чтобы не обижать женщину, она, как в прошлый раз, залпом отправила чуть горьковатое содержимое глиняной кружки в рот.
– Как тебя зовут? – вдруг спросила девица, запоздало припомнив, что так и не удосужилась о том осведомиться ранее, незаслуженно клича пожилую волхвицу то кикиморой, то надсмотрщицей.
– Так Пульхерия я. И да… – волхвица сунула руку в мешочек, что болтался у нее на поясе. – Это он передал тебе.
На испещренной морщинками суховатой ладони поблескивала серебряная сережка в виде капельки. Та самая, кою Немира отдала в уплату ведьмарю, та самая, которую он выбросил. Стало быть, она была у него…
Глава 12
Посвящение
С отъезда Войтеха миновала седмица. Все это время девица провела у себя в келье, почти не поднимаясь с ложа. И только по настоянию Пульхерии ела да обмывалась. Новенькую попытались было приобщить к здешней жизни, но отступились – блуждающий взгляд ни на чем не концентрировался, слух не улавливал ни одного слова, даже на праздниках девичье сердечко не трепетало от радости. Верховная волхвица махнула рукой – пусть, мол, в себя придет. Правда, решетки с окон так и не сняли и вход в башню затворили. Да и Пульхерия по-прежнему неустанно следила за горюшко-подопечной.
Однажды Пульхерия умудрилась-таки вытащить Немиру из опочивальни. И, чтоб та не вернулась, келью заперла на ключ, который привязала к своему поясу.
– Столько тут времени, а все сиднем сидишь да слезы льешь. Ступай-ка, оглядись хоть.
Девице ничего не осталось, как направиться куда глаза глядят. Она плутала длинными коридорами, слушала тишину холодного камня. И неожиданно оказалась в том самом, запретном лесу Макоши. Чаща ни на кроху не утратила своей сказочной пригожести. Видать, тут всегда княжила золотая пора. Чудеса…
Немира вдохнула поглубже пряный воздух и направилась в самую глубь. Листья разноцветными бабочками кружились и опускались на землю, но пышные кроны не редели. Внезапно гостья вышла к той самой черноплодке. Сорвала ягодку и отправила в рот. Спелый тугой шарик лопнул – и по языку расползся немного терпкий, но приятный вкус. Девица побрела дальше, задумав сыскать священный дуб, но, как ни старалась, где только ни лазила, – впусте. Подустав от долгого блукания, присела на мшистую кочку, пытаясь привести мысли в порядок.
– Что ж дальше-то? – выдохнула Немира.
– А что дальше? Только от тебя зависит, – точно дерево скрипнуло.
Девица вздрогнула и обернулась, пытаясь высмотреть среди густой пестрой растительности того, кто незвано вторгся в ее размышления. Золотые деревья еле заметно качали кронами, алые кусты шуршали листочками. Но шнырявший тут и там зоркий молодой взгляд снова не сумел сыскать нужное. Немира выдохнула, а потом вдруг снова расправила плечи:
– Неужто ты, Макошь, говоришь со мной?
– Меня по-разному величали: кто хранителем леса, кто лешим, еще лесовиком кликали, даже деревяшкой бездушной, но чтоб Великой прародительницей… Такого еще не бывало.
Немира, открыв рот, наблюдала за тем, как от испещренного рытвинами и бороздами ствола отделяется улыбающаяся голова с пышной серебристой бородой, затем шея, плечи, руки…
