— Вы помните, как грибочков поели?
Она не помнила. Дрожащая свекресса на слабых ногах преодолела расстояние от кровати к зеркалу, вцепилась в него и обомлела. А посмотреть было на что. Ее болезненно пухлые щеки опали, нос заострился, но не испортил лица, наоборот, придал некую пикантность. Глаза приобрели блеск и глубину, движения — вялую мягкость, ну а синяки и ссадины, полученные в бою с нашим воякой, делали ее похожей не на болезную, а на утомленную страстным мужчиной.
— Что со мной… было? — дрогнувшим голосом спросила она и обернулась.
— Вы отравились, и сильно. — Я с трудом подавила зевок. — Но все пояснения завтра. А сейчас с чего начнем: с принятия ванны или с ужина?
Медам посмотрела на ванну и вздрогнула, перевела взгляд на поднос, заставленный едой, и вздрогнула повторно. Удивительное дело, я была уверена, что она воспротивится моему присутствию в комнате, тем более откажется от помощи, но Гаммира ничему не противоречила. Только дергалась иногда и застывала на несколько минут. Уже перед самой отправкой в кровать она основательно задержалась в дамской комнатке, так что даже Тороп забеспокоился. Заглянул из коридора, вошел крадучись и шепотом спросил, нужна ли помощь. Но тут раздался щелчок замка, и в следующее мгновение дверь комнатки резко распахнулась. Выглянувшая из-за нее красная лицом тарийка явно желала что-то спросить, но, увидев нашего вояку, запнулась, покраснела пуще прежнего и вновь закрылась.
— Гаммира, все в порядке? — спросил Тороп.
Молчание.
— Вам плохо? — интересуюсь уже я, и тишину обрывает прерывистый вздох, не иначе как обреченный. — Что-нибудь принести?
— Уйдите, — раздалось невнятное из-за двери.
— Ладно, — ответила ей и тихо предложила отцу: — Я присмотрю, а ты можешь идти.
— Нет, — отрезал он.
— Да…
— Уйдите оба!
— Нельзя, — Тороп качнул головой и прошептал одними губами: — она вновь попытается что-нибудь сделать с собой.
— Хран подобного не допустит.
— Припомнить грибочки?
— Не надо. — Я поежилась. — Но и оставаться здесь не выход. Она же упрямая, так и заснет там… Неужели ты хочешь, чтобы она спала на полу?
— Вы еще здесь? — раздраженный вопрос из-за двери.
— Уже уходим, — заверили истово и вышли в коридор. Переговорив, я отправилась спать, а Тороп остался стеречь, пока не уснет свекресса.
Но если в эту ночь Гаммира и спала, то мало и тревожно. Потому как за завтраком у нее все валилось из рук, и сама она вздрагивала, краснела и сжимала кулаки, стоило лишь мне нечаянно упомянуть о Торопе.
И я пыталась вывести ее из этого состояния, рассказывала о скоростном путешествии с Хран, о покупках, совершенных Эванжелиной, о родственнике, волей случая не сдержавшем слова, бедовый Аррит Дори только сегодня на заре покинул «Логово» и вернулся в Баштуй. Еще поведала о вредных Верховных города. Даже про дождь упомянула, что грянул в Тарии среди зимы, как верный знак свержения нынешней власти.
— Так это не сон? Вы действительно уехали? — Ее дрожащий голос был тих и напуган. — А я приготовила грибы?
— Не только приготовила, но еще и предлагала их всем! — Вернувшийся с охоты Тороп сбросил с плеча колчан, повесил на крючок арбалет и прошел в столовую. — Доброе утро.
Он очень вовремя пришел, не дал тарийке спросить, отчего это я в «Логове» сижу, если должна быть за сотни километров к югу. Я кивнула и подвинула ему стул, свекресса дернулась встать и была осажена строгим:
— Села на место. Руки перед собой сцепила и молчи. — Медам вспыхнула еще сильнее, посмотрела зло и только рот открыла ответить, так и закрыла его под насмешливым взглядом вояки, который продолжил с улыбкой: — Вчера я тебя пожалел, не сунулся, так что сегодня уж будь добра, выслушай, а потом уже…
— Что?
— Не знаю, все зависит от того, как отреагируешь.
Смекнув, что разговор у них будет серьезный и не для всех приятный, я спровадила малышню на двор и сама бы пошла вслед за ними, но была остановлена.
— Тора, не уходи, нам нужен свидетель.
— Зачем? — вскинулась Гаммира.
— Чтобы я обет дал и слово свое держал. Торика у нас совестливая, чуть что — загрызет за нарушение сделки. — Тороп сел за стол, с кривой улыбкой поглядывая на свекрессу. — Значит, уговор у нас с тобой будет простой, но строгий. Я молчу о том, что видел и слышал. — Туг он ворот свитера поправил, якобы невзначай показав не сошедшие пятна засосов. Дождался круглых глаз у тарийки и в кулак кашлянул. — А ты из себя более не строишь царицу.
Глаза медам сощурила, но промолчала, а вояка наш по столу пальцами побарабанил и уточнения ввел:
— Еду не критикуешь, девчат-помощниц не трогаешь, работу их, внешний вид, силу ума и прочее-прочее не оцениваешь. «Логово» как прямо, так и косвенно ругать не дам, Тимку, Тору и Зои тоже. А захочешь укусить кого и яд свой выплеснуть, обращайся, я всегда готов. Если уж после твоих изуверств и посягательств выжил, то и от проклятий не
