детей своего возраста. А Бахи не хочет, чтобы мы сражались за свободу. Стоит ему хоть слово об этом услышать, он велит молчать, так что тут никогда ничего не изменится.
– Зато я вчера проспала десять часов подряд, – заныла я, и он ласково рассмеялся.
– Со мной тоже так было поначалу. Ты же только попала сюда. Скоро сама поймешь.
– Дело не в том, что ты просто хочешь сбежать? – мягко спросила я. – Чтобы сблизиться с родными, нужно время, Кэррик. Пока что нормально, что вы чувствуете себя … неловко.
– Надо же, заметила! – фыркнул он. – Когда я вышел из интерната, худшее, что я мог сделать, по правилам Трибунала, – это разыскать родителей. Я не думал, что за мной следят. Из всех соучеников я был лучшим, мне казалось, меня ни в чем не подозревают. Думал, я их провел. Думал, они доверяют мне. Теперь-то я знаю: как ни старайся подружиться со стражами, они все равно тебе доверять не будут. Декан навестил меня в замке.
– Помню. – Действительно, к нему в камеру приходил мужчина в хорошем костюме. Тогда я приняла его за адвоката, но ведь Кэррик сам защищал себя на суде.
– Он сказал, что я его предал. Он типа взял меня под крыло. – Кэррик покачал головой. – Я рос на его глазах, он приходил на мои матчи, радовался, когда я блестяще сдавал экзамены. У него у самого есть дети – и все же он не в состоянии понять, зачем мне вздумалось разыскивать родных. А потом мне поставили Клеймо – и после этого я получил свободу, ищи, мол, родителей. Отныне то правило на меня не распространяется. Лихо закручено.
– Да, нелогично, – согласилась я. – А как ты их нашел?
– Мне дали знать. Они перебрались сюда, когда меня арестовали.
– Они тут меньше двух месяцев? – удивилась я.
– А кажется, что гораздо дольше? – подхватил он. – То-то и оно. В этом месте, – он огляделся по сторонам, – время будто останавливается. Люди приходят и остаются навсегда. Тут есть еще Заклейменные, которых ты пока не видела, – мне страшно думать, сколько они тут пробыли.
– Но Лиззи ушла, – вырвалось у меня.
Я все время думала о ней. Одной из причин, по которой друзья считали меня идеалом, пока я не заработала шесть Клейм, – были идеальные оценки, сплошные пятерки, особенно по математике. Так уж у меня голова устроена. Уравнения, теоремы – в них я всегда нахожу смысл. Любую задачу можно решить. Даже если мне подсовывали трудный вопрос, я билась над ним, пока не находила решение. И сейчас со мной примерно то же самое. Что-то не сходилось: имелась задача, и она не могла сама по себе рассосаться, это было незавершенное дело, и оно ждало того, кто им займется. Казалось бы, после всего, что со мной произошло, пора бы измениться, но это не в моих силах. Когда Трибунал приговаривает человека к Клейму, он не властен изменить самого человека – меняется лишь восприятие этого человека другими людьми.
– Лиззи? – переспросил Кэррик, удивившись, что я меняю тему.
– Что ты знаешь о ней?
– Молодая девушка, Заклейменная, она здесь жила и работала. Ушла через несколько дней после того, как я сюда добрался. Жила в одной комнате с Моной, они вроде бы дружили. Я особо не интересовался. Говорят, она призналась парню, что она Заклейменная, и он ее бросил, потому она и ушла. Меня сплетни не интересуют, это больше по части Моны. А что?
– Ты знаешь ее парня?
– С виду только. Такой ботан-компьютерщик. А что?
– Доверять ему можно?
– Селестина! – Он уже начал сердиться. – К чему ты?
– Просто хочу знать. Меня беспокоит, пойми, что с ней сталось. Ты же сам сказал, отсюда не уходят. А она ушла. Исчезла.
– Не думаю, чтобы парень разрубил ее на куски, если ты об этом, – поддразнил он. – Люди тут по большей части добрые, не о чем волноваться. Думаю, многие догадываются, кто мы такие, могли и Клеймо заметить, но они молчат и в наши дела не лезут.
Он оборвал себя на полуслове, явно хотел что-то добавить.
– Что? – поднажала я. – Скажи.
– Я понимаю, почему ты хочешь остаться. Здесь правда немало хорошего, но сама подумай: чем, по-твоему, ты будешь тут заниматься? – мягко спросил он. – Какая тебя ждет жизнь?
Мне романтически представлялось, как мы с Адамом и Келли будем вместе печь торты. Превратим щетки в коньки и будет радостно скользить по мыльному влажному полу вместе с Моной, мыть по ночам полы, пока все спят. Что-то в духе Пеппи Длинныйчулок. Я могу учить Ивлин математике. Помогать Бахи, тоже надену белый лабораторный халат, обзаведусь очками, вперюсь
