Он портит нашу репутацию, но я все исправлю. Обещаю тебе, люди снова поверят в Трибунал. Ты будешь мной гордиться – ты должен верить мне, я все делаю для этого.
– Нет. – Он покачал головой. – Ты – такая же, как он. И я уже думаю, порочные – не те, кому вы ставите Клеймо. – Он сделал глубокий вдох, собираясь с силами: – Это вы все. – И он выскочил из квартиры, оставив дверь нараспашку.
И я и Рафаэль изумленно уставились на открытую дверь. Судья Санчес тоже замерла на миг, захваченная врасплох бегством сына, однако быстро оправилась. За мальчиком она гнаться не стала – захлопнула дверь и снова ввела код. Опять мы оказались взаперти. Она успела надеть на одну ногу туфлю с каблуком, другая все еще была в чулке. Бордовая юбка-карандаш, красная шелковая блуза. Губы подкрашены красной помадой, вернулись на место и очки в красной оправе.
В спальне зазвонил телефон. Санчес стала медленно пятиться прочь из кухни, разрываясь между желанием ответить на звонок и опасением выпустить нас из-под контроля. Потом вдруг развернулась – и бегом в свою комнату. Не добежала, звонки прекратились, мы услышали, как она бормочет проклятия.
Я заглянула в своей телефон. Сообщение от Кэррика:
Огромное облегчение. Хорошая новость вдохновила меня, и я наконец сообразила, что делать. Теперь уже не страшно, если Креван узнает, где я: Джунипер в безопасности. И мама. И Кэррик.
– Что ты делаешь? – спросил Рафаэль, когда я сняла трубку со стоявшего на столе телефона.
– Соедините меня с замком Хайленд, – торопливо произнесла я.
–
Я прикрыла аппарат рукой, чтобы он не отключил звонок. Одними губами шепнула:
– Доверьтесь мне.
Он остановился в шаге от меня.
– Добрый день, это Селестина Норт, я готова сдаться, – быстро заговорила я. Рафаэль буквально волчком завертелся от возмущения. Попытался вырвать у меня трубку, но я вскарабкалась на стул, ему не достать. – Я нахожусь в квартире судьи Санчес в башне Граймз. Пусть меня как можно скорее заберут отсюда. Спасибо.
Я положила трубку, сердце оглушительно грохотала.
– Зачем? – спросил он.
– Судья Санчес пошла звонить Кревану. Хочет с ним договориться. Как по-вашему, они допустят, чтобы нас официально арестовали, поместили в камеру Трибунала, когда мы столько о них знаем? Единственный шанс – чтобы нас взяли стражи.
Рафаэль вдруг перестал вертеться и сел.
– Об этом я не подумал. Знаешь, а это, пожалуй, самая умная твоя мысль за последнее время. Похоже, моя проницательность отчасти передалась тебе.
– Лишь бы стражи подоспели первыми.
Судья Санчес то и дело заглядывала в кухню проверить, как мы тут, и лихорадочно названивала, разыскивая Кревана по всем номерам, какие только могла вспомнить. Но ей не хотелось, чтобы я слышала, как она торгуется, добывая себе какие-то привилегии в обмен на мою свободу, поэтому разговаривать она уходила в другую комнату, понижала голос. А мы так и сидели в гостиной, ожидая своей участи. Несколько минут спустя в дверь громко постучали. Я глянула в глазок – только подумать, чтобы я была счастлива увидеть красные шлемы!
– Стражи! – сказала я Рафаэлю.
И мы, высоко подняв руки, ударили ладонь в ладонь, как футбольные болельщики.
– Стражи! – заорали стражи. – Откройте дверь.
– Боюсь, я открыть не смогу, – преспокойно ответил им Рафаэль. – Нас заперли, и сами мы открыть не сможем. Ломайте дверь!
Казалось бы, дела совсем плохи, стражи готовятся ломать дверь, чтобы схватить меня, но мне вдруг передалось хладнокровие, с каким Рафаэль взирал на все происходящее в нашем нелепом мире. Он, пожалуй, только притворялся отстраненным, а я и правда вдруг почувствовала себя такой. Я же знала, что он лишь актерствует: веган, украшающий свой дом трофеями, похожими на человеческие головы и содранную кожу, кое-что этим говорит миру, – и если человек посвящает жизнь борьбе за справедливость, за чужие права, глупо считать его отстраненным. Может быть, потому я теперь и могла улыбаться: я знала, что шутить-то он шутит, но пойдет до конца.
– Отойдите, мы ломаем дверь! – крикнули нам, и мы повиновались. Я думала, послышится металлический скрежет
