Перевозчик

– Да не надо, придется уж без вас обойтись.

– Подождите, подождите, – прервал их рассуждения священник, – нужно позвонить отцу Игнатию. Если я точно помню, у них даже новая изба есть, ее поставили для своих молодоженов, но обстоятельства в последний момент переменились, и тем пришлось поселиться в деревне невесты.

В той громаднейшей лесополосе, протянувшейся на тысячи верст в обе стороны, было несколько поселений староверов. Их деревни располагались на больших расстояниях, но предводители постоянно общались. Священники, а часто и старосты, собирались каждые три года. Решали многие общие вопросы, одним из которых являлось планирование новых семей. Следили, чтобы жених и невеста были из разных, прежде не пересекавшихся родов.

Священник имел в виду ближайшую деревню, расположенную в двухстах пятидесяти километрах. Николай обрадованно согласился – место большого значения не имело. Батюшка сразу созвонился с отцом Игнатием и коротко обрисовал ситуацию; у них действительно оказалась пустующая изба, и они согласились предоставить ее нашим влюбленным. Для знакомства и осмотра дома можно было приехать в любое время. Николай готов был лететь хоть сейчас, но отец Тихон (так звали местного священника) уже сказал по телефону отцу Игнатию, что прилетим как-нибудь на днях. Ну, срок и не важен, теперь спешить не обязательно, и довольный Николай простился и улетел.

По дороге он по телефону доложил Сергею Ильичу, что все в порядке (Даша отдыхала, и Иван Иваныч еще не ушел). Они порадовались, что пока все идет по плану.

Прилетев домой, Николай зашел в школу отчитаться. Антон сидел за столом, перед ним лежала Дашина, ничего не прояснившая, прощальная записка и куча исписанных Антоном листков. Он мучился в догадках и сочинял стихи.

– Ну, что, узнал что-нибудь? – спросил он.

– Попробую тебя успокоить. Вообще-то долго нам поговорить не удалось, но я понял, что виноваты родители. Все же Даша надеется их уговорить, и к концу лета все образуется. Велела, чтоб мы пока ей не мешали и не разыскивали. Она сама ближе к осени позвонит.

– Ну, вот и опять не понятно, как и в записке ничего не объяснила, только написала, что если узнают люди, то нам будет плохо. Почему плохо? – огорченно сказал Антон.

Он невесело начал перебирать свои листочки и затем предложил Николаю:

– Вот два стихотворения уже закончил. Вроде получилось нормально. Хочешь послушать?

– Давай, давай, это интересно.

– Ну, слушай…

Грусть, досада, даже злоба,
Мучительно хочу тебя понять,
Ведь мы, наверно, виноваты оба
– Какой взять вариант, чтоб оправдать?

Слежу твоих мыслей маршрут:
«Все тайное явным станет».
Неумный общества и близких суд
Милой тебе печали добавит.
Я не хочу твоей печали,
Поверь, родней и ближе нет тебя.
Хочу, твои глаза чтоб радость излучали,
Хоть и ушла ты, но я виню себя.

Так что ж, счастливой будь,
Но знай – судьбу не обмануть,
Хочу потом когда- нибудь
В твои глаза счастливые взглянуть.

Неспешные пройдут года,
Уж ничего не изменить,
Печаль и грусть в глазах,
Придется нам судьбу простить.

И второе стихотворение Антона:

Теплая речка, визг детишек,
Птицы щебечут, пахнет травой.
Жаркого солнца излишек,
До счастья подать рукой.
Но не звенит от голосов в ушах,
Не греет солнца свет,
И не дурманит запах трав,
Грустна душа, и счастья нет.
В душе моей – колючая метель,
На сердце – черный снег.
Ложусь один в холодную постель,
И мыслей светлых нет.
Как я хотел бы верить в волшебство,
Закрыл глаза и вот оно –
Растаял снег, постель тепла,
А на подушке рядом голова.
Я рукой провел по волосам и по щеке,
Открылись очи, и лукавый свет
Мелькнул в глазах, и губы вслед,
Припухшие, раскрылись мне.
В томленье сладком замерла душа,
Боясь вспугнуть видение сие,
Но, глупый, я открыл глаза…
Как я хотел бы верить в волшебство.

Закончив, Антон даже не стал спрашивать, понравилось ли. Он молчал, устремив глаза куда-то в окно, как будто во время чтения в нем произошло отключение от реальности. Он уже читал не для Николая, а снова переживал несправедливость, так внезапно оборвавшую на миг показавшееся счастье, хоть и короткое, но такое прекрасное, что он быстро, с удовольствием к нему стал привыкать.

Творческой натурой обладал Антон. Очевидно, какой-то ген далекого предка, возможно великого писателя, прорвался сквозь толщу веков и заявил о себе.