достижениям современной медицины и русских. Да, между нашими странами идет война; но милосердие остается милосердием, и долг христианина - облегчать страдания ближних, сколь это возможно.
К моему удивлению, устройство не вызвало у доктора
II
- Вы ответите за самоуправство! Здесь вам не...
Фибих поперхнулся и зашелся в приступе кашля. На глазах - выпуклых, как маслины, глазах уроженца черты оседлости, - выступили слезы, а Семен Яковлевич все кашлял, шаря в кармане френча в поисках платка.
Хороший у Фибиха френч, подумал Эссен. Английский, такие появились в пятнадцатом, и весьма ценились околовоенной публикой - земгусарами, агентами по снабжению, репортерами газет и представителями Красного Креста. За годы войны их развелось несчитано... И ботинки английские, с высокими, в бутылочку, жесткими крагами на медных пряжках, и фуражка шоферская - хромовая, со сдвинутыми выше козырька очками-консервами. На шее белый пилотский шарф; Фибих еще перед набегом на Зонгулдак выменял его у Корниловича на две бутылки голицынской марсалы. Не флотский врач а спортсмэн, столичный щеголь. Интересно, на кой черт он так вырядился?
- И что же «нам здесь не...» Семен Яковлевич? - осведомился Велесов. - Может, это о ваших однокашниках, из питерских социал-демократов? Так их здесь нет, и нескоро появятся!
Физиономия Фибиха налилась кровью, он замахал на Велесова руками, не в силах справиться с очередным приступом кашля.
-Оставьте вы его, Сергей Борисыч! - с досадой сказал Эссен. - Не видите, человек слова выговорить не может, а вы его пытаете! Вот, Семен Яковлевич, промочите горло. У нас тут пылища...
Фибих сцапал фляжку, сделал два глотка - под кожей заходил длинный кадык.
- Надеюсь, доктор все же удосужится объяснить, за каким рожном он притащил на военный объект подданного враждебного государства, да еще и с фотоаппаратом? - неприятным голосом спросил Велесов. - Не знаю как у вас, а в наше время это называлось «пособничество шпионажу» и каралось соответственно!
- Вот! - взвизгнул Фибих. Он справился с кашлем и теперь указывал на Велесова пальцем. - Вот такие как вы и зажимают свободную прессу! Я-то, наивный, верил: через сто лет от черносотенной заразы и духу не останется! Так нет: гадите, топчете ростки свободы!
И снова закашлялся.
- Вы глотните еще, Семен Яковлевич, - посоветовал Велесов, -А то, неровен час, задохнетесь. Кому тогда за ваши дела отвечать - Пушкину? Англичанина-то не тронь, он некомбатант! А вы - офицер, присягу давали, стало быть, понимать должны. Вашего брата, шпиёна, и за меньшее вешают...
- Ну-ну, Сергей Борисыч, не перегибайте палку - укоризненно покачал головой фон Эссен. - Никто нашего доктора ни в чем не обвиняет. Ну какой из англичанина шпион? К нему и жандарм приставлен...
- Жандарм этот - олух стоеросовый, Ему велели ходить за репортером - он и рад стараться. А про фотоаппарат он понятия не имеет, не знает даже, что это за штуковина такая. Блэксторм у него под носом может хоть форты снимать, хоть пороховые погреба, хоть наши гидропланы, а он и слова не скажет! Я бы, Реймонд Федорыч, отдельно поинтересовался, сколько ему отстегнули за такую непонятливость?
Фибих издал невнятный, сдавленный звук. Велесов улыбнулся; улыбка его больше была похожа на оскал.
- Все, господа, - обрубил Эссен. - Прекращайте этот декаданс, нижние чины смотрят. Не обессудьте, доктор, но фотокамеру придется сдать. Под расписку, конечно, - добавил он, увидев, как вскинулся Фибих. - Я лично передам камеру в жандармское управление крепости, и по окончании боевых действий господин Блэксторм получит свое имущество назад. И никаких возражений, господа! - оборвал он Велесова, собравшегося что-то сказать, и даже открывшего для этого рот. - А вы, Семен Яковлевич, приготовьтесь дать отчет кают-компании «Алмаза». Уверен, к вам будет масса вопросов. А пока - не задерживаю; и передайте
