тебе - оба уцелели! Как и «Наполеон», самая мощная боевая единица союзников.
- Ничего, Борис Львович, достанем еще этих господ, не переживайте. Зато вы с князинькой уж как отличились - дома за такое вам непременно по «Георгию» перепало бы! Ну-ка, князь, расскажите, как вы «Везувий» чуть не потопили!
Лобанов -Ростовский расцвел:
- Ну, вы и скажете, Реймонд Федорыч - «потопил»! Куда мне... Мы, как увидели, что он к нам идет, решили - все, пропадай наши молодые годы. Сами понимаете, сдать аппарат решительно невозможно... Борюсик в моторе копается - не взлететь, так своим ходом, по воде уйти от этого клятого «Везувия»! А я на него посмотрел и говорю - «поздно, господин лейтенант, придется нам на воздух взрываться, дабы не сдать врагу военные секреты». И полез за подрывным патроном - мы парочку с собой прихватили: мало ли, на палубу кому закинуть. Вот, думаю, и пригодятся, наши бессмертные души к Николаю Угоднику отправить малой скоростью...
- Вы этого балабола больше слушайте, господа, - лениво отозвался Марченко. - Наш сиятельный князь встал в полный рост, аки памятник адмиралу Макарову перед Морским собором, навел на супостата пулемет и собрался дорого продавать свою жизнь. А я и правда, попытался уговорить «Гнома», но тот не изволил снизойти. До «Везувия» уже четыре кабельтовых: тут-то я о подрывных зарядах и вспомнил. Перегнулся через правое сиденье - они у князиньки в ногах были запрятаны - а он как влупит у меня над ухом! Верите ли, час, не меньше, ни пса не слышал, да две гильзы за шиворот попали, а они горячие... Я князиньку матерю, на чем свет стоит, а он знай, поливает из «люськи». И физиономия, изволите заметить, такая зверская, что разгляди его лимонники - сбежали бы со страху!
- От миноносников не сбежишь! - хохотнул прапорщик. - Боренька уж и фитиль обрезал, и зажигалку мириканскую достал, чтобы, как «Везувий» вплотную подойдет, взрываться. А тут на тебе: «Заветный», так и чешет на всех оборотах! Англичане, как его увидели, сразу поняли, что им аппарата не видать, как своих ушей, обозлились и давай из пушек садить, чтобы, значит, ни себе ни людям. А с двух кабельтовых поди, промажь! Третьим ядром левую плоскость снесло подчистую, спасибо в мотор не попали...
- А с «Заветного», как англичашки пальбу открыли, сразу пустили торпеду. - добавил Марченко. - Чуть в нас не угодили, саженях в двух прошла, я аж обмер. Ничего, обошлось; а «Везувию» под мидель ударило, он сразу переломился и затонул. Из воды только восьмерых и подняли.
Я вспомнил спасенных англичан - шестеро матросов, офицер и мальчишка лет двенадцати, из числа «пороховых обезьян». Вид у них был такой, словно только что выбрались из ада - безумные глаза, перекошенные физиономии, срывающийся голос. На нас они смотрели, как на выходцев из преисподней.
Новых пленных не стали даже допрашивать - зачем? Матросы присоединились к товарищам по несчастью в носовом трюме «Морского быка», офицерика сдали на «Алмаз» вместе с «пороховым обезьяном», двенадцатилетним ирландцем с редкой фамилией O’Лири и не менее редким именем «Патрик».
- Сколько же англичане всего потеряли кораблей, Реймонд Федорыч? - спросил Энгельмейер. - «Везувий», «Трафальгар» - миноносники, они же в начале боя разбили «Нигер»...
- «Алмаз» потопил фрегат «Хайфлауэр», потом угробил «Британию». Мы с вами изрядно растрепали еще троих - «Лондон», «Беллерфон» и «Санс Парейль», но эти, пожалуй, доползут. Ну и... «Родней».
Разговоры как обрезало. Рана была слишком свежа; мичман Цивинский и Иван Скирмунт, штабс-капитан, попавший в летнабы из Кавказского конно-горного артиллерийского дивизиона, сгорели вместе с аппаратом на шканцах британского линкора. Что случилось, почему «девятка» вдруг потеряла управление и врезалась в «Родней» - теперь уж не выяснить; Рубахин, узнав об обстоятельствах гибели экипажа орал, что виновата лопнувшая тяга руля высоты, и даже полез с кулаками на Эссена: зачем тот не позволил снять тягу с разбитого аппарата Корниловича? Пришлось прибегнуть к испытанному средству, и теперь бедняга отсыпается в каюте под присмотром бдительного Кобылина.
В кают-компании о погибших старались не говорить. Даже не вспоминать - но два стула, обычно занимаемые Цивинским и Скирмунтом, весь день оставались пустыми. За обедом я заметил, что вестовой поставил перед ними чистые приборы.
- Ладно, господа... - Эссен захлопнул бювар, из которого не извлек за все время совещания ни единого листочка. - Будем считать, что итоги мы подвели. До восьми склянок - отдыхать, а потом всем за ремонт аппаратов. Нельзя ударить в грязь перед предками - к Севастополю чтоб все четыре поставить на крыло!
II