- Ну что, дядя Спиро, дождались? Как с ночи заштилело, так до сих пор ни ветерка. - капитан Белых мотнул головой, указывая на обвисший грот. - А говорил, к вечеру будем в Одессе!
- И будем! - насупился старик. Он болезненно воспринимал любую критику со стороны пассажира. - Спиро Капитанаки свое слово держит, это тебе...
- Да-да, помню... - устало махнул рукой капитан. - Это мне всякий скажет, хоть в Варне, хоть в Анапе. И все же, за каким рожном мы в море столько околачивались? Еще два дня назад свободно могли бы до берега дойти!
- Какой ты умный, нэарэ! - притворно восхитился контрабандист. - Почему не ты здесь главный, а старый Капитанаки? Уж не потому ли, что он знает, что все эти дни берег сторожил подъесаул Тюрморезов со своими хлопцами? А с Тюрморезом договориться неможно: сколько не предлагали, все впустую! И Апостолокакис предлагал, и Коля-не горюй с Пересыпи, и Андроник Христолиди. Не берет!
- «Ты ведь меня знаешь, Абдулла...» - пробормотал Белых. – «Я мзду не беру. Мне за державу обидно.»
- Вот и я говорю - обидно! - закивал грек. - А уж как уговаривали, какие деньги сулили...
- Слышу, дядя Спиро, слышу. Правильный мужик этот ваш подъесаул, надо познакомиться...
Контрабандист покосился на спецназовца с подозрением.
- Цикудью[15] он горазд хлебать! В его дежурство к берегу и не суйся, учует и изловит. Потому и ждали два дня. Да и ветер плохой был, трамонтаде. Зачем искушать судьбу? Подождали - и хорошо!
У Белых на этот счет имелось иное мнение. Ничего хорошего в том, чтобы загорать посреди гладкого, как скатерть моря, капитан не видел. Хотя, по-своему дядя Спиро прав - тяжело груженой шхуне непросто лавировать против норд-оста - «трамонтаде», как звал его на итальянский манер контрабандист. У черноморских мореходов в ходу своя терминология, отличающаяся от привычной: например, нос судна здесь называют «прова», корму— «пупа», якорь — «сидеро». А над флотскими - «хлотскими» - терминами подтрунивают беспощадно...
- Как без ветра идти дядя Спиро? На веслах? Далековато - верст десять, не меньше!
- А хоть бы и на веслах? - ухмыльнулся старик. - Хоть бы и все двадцать? Вон сколько свободных рук! И арнауты твои потрудятся, Святитель Николай праздность не одобряет.
Белых представил, как боевые пловцы закатывают рукава тельников и берутся за длинные весла, уложенные сейчас вдоль фальшбортов.
«Как бы инвентарь не поломали, а то тащи эту шаланду моторкой. А где бензин брать?»
- Вапора! Дядя Спиро, вапора от Аккермана!
Мальчишеский голос доносился из вороньего гнезда - корзины с плетеными из ивняка бортами на грот-мачте. Кричал двенадцатилетний Ставрос, юнга и внучатый племянник шкипера. Грек вскочил и, приглядевшись, ткнул пальцем на запад. Там, на фоне зеркально-недвижного моря чернела крохотная клякса.
- «Воронцов», больше некому! - сдавленно прошипел грек. Веселость его как рукой сняло. - Сюда ползет, гамо'тон панагия'су![16] Не свезло... дело совсем бамбук! Идет с депешами для графа Строганова. На борту у них воинская команда - остановят, досмотрят... Время-то военное!
- А Строганов - это кто? - осведомился Белых. Пятнышко на горизонте не вызывало у него особых опасений. Пока.
- Большой человек! - дядя Спиро поднял заскорузлый палец с черным обгрызенным ногтем. - Их высокопревосходительство генерал-губернатор новороссийский и бессарабский. В Одессе все по его слову делается!
- Ну, раз генерал-губернатор, тогда ясен пень... - пробормотал Белых и потащил из тактической суки бинокль. Несколько минут он вглядывался в горизонт, потом опустил бинокль и повернулся к греку. На лбу капитан-лейтенанта прорезалась тревожная морщинка. Крошечная, едва заметная...
- Дядя Спиро, а что, депеши этого Строганова всегда возят под красным флагом?
III
- Мужики, вы же слышали - генерал запретил! И кэп тоже! На что вы меня толкаете - на прямое нарушение приказа?
