– А потом вы все это время просидели здесь? – спросила Алина.
– Да, да. – Женщина вытерла слезы платком. – Пожалуйста, помогите найти моего сына, умоляю вас!
– Наверху его нет, мы только что оттуда, простите, – сказала Тамара.
Незнакомка тут же залилась новыми слезами:
– И нет вокруг никого, совсем никого! Куда все подевались, объясните мне?! Это что, война?
– Это не война. Хотя мы… сами точно не знаем, – осторожно ответила Тамара. – Но теперь вы не одна и…
– Вы есть хотите? – спросила Алина. – Вы же сидите тут целые сутки! У нас и сыр и мясо есть…
– Нет, не хочу! – Женщину сотрясали рыдания. – Вы не поможете мне, не поможете, я знаю…
Пашка взвыл и кинулся к диспетчерской. Сейчас он к чертям собачьим разнесет эту дверь и дозвонится до людей!
– Ты куда? – крикнула ему вслед Тамара.
– Я сейчас!
Пашка подбежал к диспетчерской, прицелился и, не раздумывая, выстрелил в дверь, ближе к замку. Бластер вздрогнул, на его панели моргнула красная лампочка, а дуло окутало мягкое голубоватое свечение – беззвучно, без отдачи. Никакого яркого луча и звуков «пиу-пиу». Зато от двери посыпались искры, брызнул раскаленный металл, и на месте ручки образовалась круглая дыра размером с небольшое яблоко.
– Не устрой там пожар! – крикнула Тамара, выглянувшая вслед за ним в вестибюль. – Ты что там, полную мощность выставил? Убавь!
Пашка ногой толкнул дверь и прошел внутрь. Еще одна диспетчерская, практически ничем не отличающаяся от других. Такие же пульт, стол, шкаф, плакаты в советском стиле, но на исковерканном русском. И телефон. Совсем древний, черный, он висел на стене, и провод его был цел – уходил в стену без всяких розеток.
Пашка схватил тяжелую эбонитовую трубку. Сигнал! В трубке гудел сигнал! Это был мощный, солидный, умиротворяющий звук цивилизованного мира, и Пашка сразу успокоился. Так… Он поискал глазами листок с номерами телефонов. Ага, вот, первая же строка в списке: «Дђжурња. Тђл. 012». Дежурная, наверное. Он набрал номер.
– Халло, диежурня слушае, Катаржинка Богуч, – раздался сонный, недовольный женский голос. – Што случилось-шта?
Пашке тут же представилась толстая дородная тетка с красным платочком на голове, которую оторвали от чая с бубликами или любимого кроссворда.
– Алло, алло, барышня! – по-старомодному закричал он. – Помогите нам! Мы застряли на станции «Северная»… э… «Северная- 13»! Тьфу ты! Нет, «Северная-14»!
– Сиеверная-чатарнацить? – переспросила тетка. – Ви есть кто? Ась?
– Нас тут четверо, мы заблудились и не можем выйти; помогите, пришлите кого-нибудь!
– Какайная зона ваша системайная зарубка?
– Чего? – растерялся Пашка.
– Зарубка ти составляй на карта-ште? Твой карточкавый нумбер какой есть?
Пашка заскрипел от бессилия зубами. Он ничего не понимал! Насколько ж далек был мир, с которым он разговаривал…
– Нумбер карточки сказати мне, бистро!
– Номер карточки? Какой карточки? Мы не из вашего мира, поймите, я вообще плохо вас понимаю! – закричал Пашка.
– Како ви попадай на Сиеверная-чатарнацить? – начала раздражаться диспетчерская матрона. – Нумбер секционки – який он? На стене ти видети его? Ти понимати меня?
«Секционка»? «Карточкавый»?! Пашка заскрипел от злости зубами. Что там должно быть на стене? Номер какой-то секции? Не было никаких номеров! Вроде.
– Мы. Попали. Сюда. Нечаянно, – четко и медленно начал проговаривать он слова, поняв, что все равно других вариантов общения нет. Надо самому коверкать слова, до предела упростив язык. – Мы не есть ваш мир. Наш мир есть очень далеко. Мы попадать из аномалий. Портал, ураган. Не специально. Тут никто не есть. Нас спасти, пожалуйста. И еще много люди, пропадать, наверное! Мы не знать, где есть находиться выход. Честное.
Тетка пробормотала что-то невнятное-удивленное, потом сказала кому-то, находящемуся с ней рядом:
– Удивляйство, однакоже. Храниляки прийти должны, таки не? Или милицайа звать, вероятно-шта… Майора Кереметя позванити, да?
– Милицайа не надоть, – пробухтел мужской бас рядом с теткой. – Долго иехати буде-на. Да и Кереметя в отпуску. Лучшее звати Храниляков, сие святи долг есть наш звать их, помнити? Званити скорей-стве им! Ето есть дело для Храниляков, не есть наша. Они
