непонимающий взгляд, – ты же ничего не знаешь. Даръэсте – ритуал памяти. Видишь ли, чистый, неиспользованный дар сейчас большая редкость. В основном ледяная оказывается хозяйкой подержанного дара и наследницей памяти его владельцев. Немного утомительно, да? – Она состроила недовольную гримасу.
– Ты помнишь все, что делали ледяные до тебя? – уточнил Хасар.
– Слава Трехликому, не всех, а только тех, кто владел даром до тебя. У меня, например, было пятеро. Я год с ними примирялась. Поначалу они пытались диктовать, что делать, куда ходить. Никак не хотели смириться с тем, что от них осталась лишь память. Потом привыкла. Но мне было тринадцать! Я сама еще была ребенком, и, поверь, не все переносят это так легко.
Хасар напрягся. Выражение его лица не изменилось, он мастерски владел собой, но внутри нарастали тревога и раздражение.
Айрин могла бы предупредить, попросить поддержки, совета! Или ее использовали втемную?
Рука снова потянулась провести бруском по лезвию.
Вжик. Проклятые ледяные с их тайнами!
Вжик. Ритуал опасен, а они используют его чуть ли не сразу.
Вжик. Похоже, им нужна еще одна ледяная, а живая, но без дара Айрин их не устраивает.
– А если Даръэсте провести позже? – задал он вопрос и замер, ожидая ответа.
– А если попробовать стать стражем? – парировала Лазарита, складывая руки на груди.
Гроза приближалась, и уже явственно доносились раскаты грома. В комнате посвежело.
– Ты знаешь, – произнес он, убирая брусок в карман и кладя руки на лезвие меча.
– Лаккери рассказал. Говорит, ты просил его с тобой позаниматься.
– Он согласился.
– Месяц! – выдохнула ледяная, и Хасар отдернул пальцы от налившегося холодом меча. – Ты понимаешь, что до игр не год, не полтора года, а месяц!
Он не ответил.
– Ты просто сдохнешь. На потеху всем. Южанин решил стать стражем! – Голос ледяной звенел от ярости, а воздух в комнате стыл от холода.
– Я все решил, – прозвучал ответ.
Лазарита замерла на мгновение, потом скривилась, дернула плечом и вышла, бросив на ходу:
– И не надейся, что Лаккери сможет тебе помочь.
– Дурак! – донеслось до него перед тем, как захлопнулась дверь в комнату.
Он вздохнул, медленно поднялся. Меч сам прыгнул ему в руку. Старый, верный товарищ! Взгляд прошелся от рукояти до кончика лезвия, и в душе поднялась теплая волна.
Взмах, сверкающее лезвие описало полукруг. Тело двигалось легко, плавно перетекая из одной стойки в другую.
«Меч должен стать частью тебя, только тогда ты будешь уверен в его ударе».
Выдох. Точность, выверенная годами тренировок. Разноцветными волнами пробегало по лезвию отражение комнаты.
«Путь воина не терпит суеты и торопливости, но больше всего он не терпит трусости».
Движения становились быстрее, тело ускорялось, все еще удерживая ритм танца.
«Приняв решение, воин должен ему следовать. Пустые сомнения – ржавчина, разъедающая твое оружие».
Теснота комнаты не позволяла развернуться в полную силу. Ничего, завтра он начнет тренировки, и тогда ему придется жалеть совсем о другом.
«Ты – последний из нас. Помни об этом».
Он помнил. Всегда помнил.
А вот с даром все непросто. Зачем нужно было заставлять женщин брать в руки оружие, как будто для этого недостаточно мужчин?
Сила женщин в их слабости. Именно она позволяет мужчинам чувствовать полноту жизни, избавляет их кровь от хладности и прибавляет ума.
И кто будет продолжать род, если все начнут браться за оружие? Кто станет готовить, воспитывать детей?
Неправильно здесь все. Неразумно. Если только… Чувство, что он не видит чего-то, лежащего на поверхности, вызывало досаду. Чужая тайна манила к себе, как запретный плод. Впрочем, попытайся он действовать открыто, его вышвырнули бы из Ледяных гор в двадцать четыре часа, и никакое заступничество Айрин не помогло.
