Непрошеные гости слаженным рывком прошибли головами остатки покрова и сиганули в разные стороны.
Буран и белесая мгла! Захлебываясь ледяной крупкой, Атын ринулся в безумную ночь и, запнувшись о лежачее дерево, кубарем покатился по гребням заснеженной тропы. Ни о чем не думая, кроме главного – бежать! Еле поднялся с корточек. Доху мгновенно облепила ледяная броня, шагу не ступить, да и поздно: перед лицом выросла косматая громада. Мощная пасть знойно пыхнула и взревела, погасив штормовые звуки кругом.
За пределом испуга человека может хватить смертельный удар. Атын был к тому близок. Горло перехлестнуло на вдохе – зловоние медвежьей глотки оглушило не меньше, чем рев. Защемленные ужасом мысли, как зайцы, попавшие лапами в птичьи жердки, прыгали и верещали в голове. В иссеченной вихрями тьме мерцали тесно поставленные глаза…
Атын не трогался с места, уверенный, что лесной старик сейчас обдерет его кожу с темени на лоб. Зверь всегда срывает скальп с охотника, встретив его лицом к лицу. Никуда не денешься, все одно настигнет.
Но медведь раскатисто, утробно рыкнул и оцепенел. Неподвижно стоя на задних лапах в шаге от жертвы, он как будто забыл о ней. Старик затаился и чего-то выжидал.
В грудь Атына больно садануло – между ним и зверем вломился кто-то третий! Слитая волна пурги и удара отшвырнула парня в сторону. До оглохших ушей едва донесся яростный вопль:
– На! Жри!!!
Не помня себя, Атын пополз.
…Дьоллох тряс брата, крича:
– Ты жив? Жив?!
Невнятный хрип вырвался, наконец, из Атынова горла.
– Жив! – выдохнул Дьоллох с облегчением.
Атын довольно далеко отполз от ужасного места. Разум медленно возвращался из беспросветных кругов, но парень отказывался понимать, почему человек, бросившийся в гибельный промежуток, вопил его собственным голосом. Его, Атына, голосом.
Братья с трудом поднялись, поддерживая друг друга, а спустя мгновение их плашмя прибило к земле. На лес обрушился ливень!
Большая и шалая, пурга заскакала в вершинах деревьев, перемахнула к горам и скрыла их за матово- сумеречной завесой. Когда Соннук добрался до окраины леса, лохматое небо опрокинуло на землю студеное варево с клочьями пены. Окутанные метелью, неподалеку выступили серые пятна юрт.
Неожиданно, как из-под земли, перед Соннуком поднялось невидимое заграждение. Недоумевая, он ощупал стену. Она была хоть и ребристая, но плотная, без щелей… Ах, вот как! Вот как! Значит, жрецы заключили долину в кольцо заклятия! Имеющим темные мысли не протиснуться сквозь защитный забор из призрачных коновязей…
В груди закипела слепая ярость. Выходит, отверженные причислены к нечисти, недостойной ходить по священной земле? От них хоронятся, ими брезгуют, их боятся и ненавидят?!
Обдирая кулаки о незримую твердыню, Соннук закричал в невыносимом отчаянии:
– Я хотел принести ей молока!
Парень объяснял это, сам не зная кому. Ряды коновязей, могучих, как воины в латах, молчали.
– Всего лишь молока!!!
Потом он смотрел в бурлящее небо и кричал без слов.
Очутись здесь сейчас Олджуна, Соннук бы, не задумываясь, принял Йор в себя. Умчался б на шаманских крыльях на северо- восток к таинственной зовущей стране. Вернувшись карающим владыкой, он бы потоками зла затопил ничтожных людишек!.. А что? Так и сделает! Камня на камне от Элен не оставит, уничтожит всех и вся!
…Кроме любимой матери и ненавистного брата.
Набрав воздуха для нового крика, Соннук опомнился: он тут спихивает гнев на ветер, а беззащитная женщина в лесу одна! В голове всклокотали видения одно жутче другого: медведь раскидывает шалаш… дьявольский лось нацелил на Олджуну рога-копья… замерзшая, она застыла нелепым деревцем на берегу…
Если с Соннуком не будет той, которую он в прежнее время редко замечал в родной юрте и с кем его, играя волей-случаем, связал в изгнании Дилга, что ему делать? Как быть без нее?!
Оказывается, умереть – не страшно… Страшно, когда тебя никто не любит. А еще страшнее, когда тебе самому некого любить!..
В лицо жахнуло ледяными шипами, и парень заметил, что пурга усилилась. Йор продолжал терзать душу Олджуны. Соннук
