не шарахнуло оземь где-нибудь в другом месте.
Девочке вовсе не улыбалось, чтобы в Элен поползли слухи об ее чародействе. Матушка, умирая, велела никому не показывать опасных умений.
…Когда стало ясно, что пожар и ветер недолго будут пировать деревом юрты, Айана в отчаянии посмотрела вверх и увидела в небе перевернутый омут. Вокруг него пурга клокотала пуще. И что-то случилось с Айаной. Она… уснула.
Раззявленная воронка напоминала гигантскую пасть и была не праздной – в стремительных стенках среди скверны и мусора бешеным волчком крутилась большая рыбина. «Щука, – поняла Айана, приметив хищно ощеренные челюсти. – Пурга не обошлась без черной воли Сордонга. Опрокинуть бы омут и выплеснуть на пламенеющий дом!»
А что, неужто Айана не сможет? Никто не знает, на что она способна! Айана насквозь видит, как движутся тени людей за стенами юрт. Летает на журавлиных крыльях вне спящего тела. Умеет изменять свойства воды, делать ее быстротекущей и медленной, чистой и вкусной… Она, да не сможет?!
Как только об этом подумала, из лопаток вырвались крылья. Айана кружилась, кружилась, кружилась… И с лету врезалась в омут! Подкараулила щуку, бросилась наперерез и оседлала – крепко-накрепко обхватила замшелые бока. Перепуганная рыбища понеслась шибче, и пурга на земле, наверное, взлютовала сильнее…
В кипучих водяных кругах едва удавалось высунуть голову и набрать воздуха. Чуткие руки Айаны, скользя по липкой кольчатой шкуре, нащупали щитки жабр и погрузились в пещеристые скважины. Острые края жаберных крышек резали пальцы, в щелях всполошенно двигались веера с мохнатыми ресничками. Щука пыталась закрыть вход к хрящевому углублению с жижею мозга. Там прятался лживый Сюр… А вот и он, сгусток бесовского зла! Скользкая, крупная икринка, как чье-то лютое око. Не упустить бы. Айана вцепилась в злой «глаз» пальцами и ногтями, сдавила изо всех сил.
Щука яростно задергала костистым носом, выгнулась упруго и сообразила – не сбросить гибельный груз. Заметалась, ударяясь о водные стенки… Поздно – лопнул дьявольский Сюр! Капли едкой, обжигающей слизи обрызгали пальцы Айаны. Кажется, все… Выпростав из щелей клейкие руки, оттолкнулась ногами от щучьего хребта и воспарила. Уф-ф, воздух! Омут мощно содрогнулся и остановился. Волшебная зверь-рыба вошла мордою в стенку, как нож в масло, вильнула ржавым хвостом…
Черная туча недвижным куполом зависла над горящим домом. Тут бы и ринуть ее вниз ливнем, но Айана пресекла щучью хитрость: взбаламученные потоки скверны могли натворить худших бед, чем простая пурга. Взмолилась всем сердцем:
«Дилга, сожми время!»
Недосуг славословить бога-судьбу – не захочет, так и на пышную речь не откликнется.
Должно быть, ему понравилась дерзость девчонки. Кто поймет загадочные прихоти повелителя рока? Внял просьбе, вынул из Коновязи Времен горсть радостно трепещущих младенцев-мгновений. С их помощью Айана очистила воду от мерзости, подхваченной Сордонгом в какой-то больной земле. Освободившись от вражьей тяготы, вода сделалась легкой, прозрачной. Туча от благодарности разбухла и родила дождливые облака…
Вот тогда и пал ливень, а Айана проснулась.
Глядя в смеющиеся лица, девочка вздохнула. Кто поверит, что она боролась со зверем-щукой и процеживала тучу от скверны? Ох, и чудной же сон от страха приснился! Правда, видение освежалось всякий раз, когда начинали саднить пальцы, порезанные краями щучьих жабр… То есть острыми кромками трубы камелька.
Отосут смазал болючие царапины подснежниковым снадобьем:
– К завтрему заживет.
Берё, смышленая псина, жалобно тявкнул и ткнулся Отосуту в колени. Подставил раненый лоб: меня-то полечишь? Вот и пригодились снадобья и травы из душистых мешочков, которые жрец повсюду таскал с собой в сумке.
Зашел с улицы Нивани в грязных торбазах и с грязными же руками.
– Вот, – раскрыл ладонь с клочком заячьего меха и пояснил: – У зарода нашел. Человек зацепился шапкой за сучок на изгороди, когда сено к юрте носил, и порвал немножко. Теперь ясно, какого роста один из поджигателей. А у завалинки в пепле сохранился след подошвы. По нему нетрудно вызнать рост второго.
Эмчита пощупала заячью шерсть, и лицо ее стало задумчивым:
– Один приземист, а другой худой и высокий…
– Да, – кивнул Нивани.
Лахса ахнула:
– Кинтей и Топпот! – Растерянно оглянулась на дочь: – Отомстили за сватовство.
Манихай засуетился, суматошно размахивая руками: