– Что ж мы стоим! Надо скорее в заставу бежать, сообщить багалыку! Пусть ботуров снарядит к мерзавцам, тепленькими их взять!
Знахарка покачала головой:
– Заранее готовились к побегу. Нет толку искать по размякшей земле.
За ужином, пылко порицая преступных «женихов» Илинэ, Манихай громогласно обзывал их дармоедами, разгильдяями и никчемными лежебоками. Так разошелся в праведном гневе, что еле расслышали веселый лай собаки на улице. Дьоллох с Атыном вернулись!
Парни кое-как доползли по грязи, волоча быка на поводу, и встали у изгороди, потрясенные видом опаленной юрты. Слава богам, навстречу выбежали люди – хозяева и гости.
Матушка кинулась обнимать, Атын мягко отвел ее руки:
– Грязные мы.
Наотрез отказался остаться и отдохнуть. Не хотелось показываться чумазым на глаза Илинэ. Но ее среди встречающих не было.
Присел на сани спиною к окнам – отдышаться, новости послушать. Даже во двор не зашел. Дьоллох уселся рядом, как бы ни борола охота поскорее переодеться в сухое, поесть горячее. Лахса всхлипнула:
– Цветы твои сгорели, сынок…
Атын не понял, о каких цветах она говорит.
– Об узорах ли плакать, – досадливо крякнул Манихай.
Огонь, оказалось, не сильно повредил юрту, но обмазка стен почернела, и рисунчатая охристая полоса исчезла под копотью.
– Другие наведу, лучше прежних, – рассеянно пообещал Атын.
Перебивая друг друга, супруги принялись выкладывать новости: о следе под окном и кусочке заячьего меха от шапки, о предположении, что дом подожгли Кинтей и Топпот.
– Они это, они, и думать нечего! – кипятился Манихай. – Подлецы, негодяи!
– Нивани их рост-вес вычислил, и Эмчита подтвердила зрящими пальцами, – тараторила Лахса, – а я сразу смекнула: Кинтей за сватовство отомстил!
Осеклась, да поздно, и, чего уж теперь-то скрывать, помянула об отказе сватам.
Дьоллох вопросительно поглядывал на гостей – что интересного скажут? Гости скромно помалкивали. Манихай доложил, спеша опередить жену:
– Айану смерч на крышу унес!
– После ливня оттуда сняли, – кивнула Лахса.
Айана покраснела, спряталась за спину Отосута. Дьоллох бровью в ее сторону не повел и сообщил:
– А на Атына лесной старик напал!
Лахса ахнула, схватилась за сердце. Атын ткнул брата локтем в бок, поспешил ее успокоить:
– Не съел он меня, видишь – живой.
Парню пришлось повторить то, что Дьоллох уже слышал. О том, как медведь почти что набросился, да, к счастью, упавшее дерево помешало…
– Ох, сынок! Бедный мой сынок! – качалась матушка.
– Люди Илинэ чуть не пришибли из-за незнакомца, – пожаловался Манихай. – А это Олджуна…
Он не договорил. Лахса оборвала причитания и наступила мужу на ногу. На лице Атына выступила смертельная бледность, все даже сквозь грязь заметили.
– Из-за какого незнакомца?
Манихай выпучил глаза, завертел руками, силясь что-то сказать. Лахса накинулась на него:
– Ты тут стоишь, болтаешь без конца, а сынок весь в грязном, мокром! Простудится. Езжай скорее, Атын, небось, Урана заждалась.
Развернула онемевшего мужа и погнала тычками во двор…
Гости тоже собрались. Шаман с травником возились-тащили уморенного быка, Атын с Эмчитой молча брели за санями.
– Дай-ка руку, – попросила знахарка. – Тяжко идти, скольжу.
Прощаясь перед домом, задержала ладонь Атына в своей. К чему-то прислушалась и сказала тихо, туманно:
