отвлекал, а кто-то другой в это время, взяв оставленный ребятами лук… Не по нутру мне наговаривать на человека, тем паче на жреца, но и в тайне держать не могу. Вот о чем поразмыслил бы ты, багалык. Слышала я, что Сандал пришлый человек и о прошлом его никому не известно.
– Не он, – возразил Хорсун угрюмо. – Сандал и мне малоприятен, но тут он ни при чем.
– А не сам ли тот незнакомец, принесший слетка?
– Нет.
– Что-то больно ты тверд…
– Нет, – вновь отрезал багалык. – Глаза парня желты, как у волка, но правдивы. Я верю глазам, если посмотрю в них прямо. В его глазах стояли слезы, когда он сложил птенца в мои ладони. Подлинную скорбь трудно изобразить. Да и зачем бы парень, в таком разе, принес мне орленка? Ведь не побоялся, рискнул своей безопасностью.
– Мне сложно думать об искренности незнакомца, – уклончиво произнесла Модун и понизила голос, но Олджуна услышала. Женщина говорила о ней. – Помнишь, как твой пернатый родич поранил когда-то Олджуну?
– Не хочешь же ты сказать, что это она? – резко вопросил Хорсун.
– Нет, конечно. Но Олджуна иногда пугает меня. Нрав у твоей воспитанницы… недобрый. Почему ты не выдаешь ее замуж?
– Не сватаются больше, – буркнул багалык.
– Завтра надо схоронить твоего меньшого орлиного брата со всеми почестями, – озаботилась Модун. – Утром сруби для него арангас в лесу. Быгдай поможет замолвить слово перед высшими. Упросишь душу родича не держать зла на людей, хорошие поминки справим. Завтра же с утра обследуем берег Травянистого. Невинный лес не умеет скрывать преступления.
Дальше Олджуна не стала слушать.
Она быстро шла по лесной тропе, на ходу туго переплетая косу…
Дошлые ботуры найдут укром в кустах, отыщут заметки, о каких и не догадаешься! Нужно все до мелочей просмотреть, все следы уничтожить. Волосы могли за кусты зацепиться, к смоле прилипнуть на еловых стволах… Как в сумерках углядеть? Летела-то с луком не помня себя, напролом продиралась сквозь ерник и шиповниковые кусты. Точно ужаленная оводами телушка скакала, мало глаза ветками не побило. Не мудрено, что барлор заметил с горы!
Не к ней ли в гневе нагрянул Барро в заставу и, случайно столкнувшись у ворот с багалыком, изменил намерение выяснить все до конца? Да тут еще она сунулась в дверь с дурацкой улыбкой… И Тимир с масляно блестящими глазами выглянул сзади! Олджуна застонала от бессилия повернуть время вспять.
В лесу стремительно темнело. Ну, ничего, следы пока ясны, стереть и присыпать их землею зрения достанет. Оно у Олджуны, как у барлора, звериное… Хорсуну придется соврать, будто ходила к подружке, да загостилась. Едва ли вздумает допытываться. А ежели что, подружку можно предупредить. Сочинить ей о свидании с кем-нибудь из воинов. Поверит, не выдаст.
Чуть ниже того места, где Сандал беседовал с ребятами, в траве валялся увядший венок из одуванчиков. Олджуну осенила спасительная мысль. Управилась со следами, раскидав на пути к гусиному озеру несколько выдранных из венка цветов. Два одуванчика бросила на кусты примерно на уровне головы Илинэ. Пусть завтра потрудит мозги воительница, кто здесь пробежал!
Ах, какой же змеищей оказалась Модун! Олджуне вспомнился ее когда-то вскользь кинутый неприязненный взгляд. Но она и предположить не могла, что женщина, которая представлялась справедливой и славной, вдруг начнет поносить воспитанницу багалыка, подговаривать его избавиться от недобронравной, замуж поскорее выгнать! Корчит из себя суровую боевую бабу, а сама, видать, решила заграбастать воеводу, залучить скорбящего о покойной жене в свой вдовий дом!..
Олджуна присела на пригорок передохнуть от навалившейся злости и беготни. Вокруг густела темень. Небо над раскоряченными лапами деревьев светилось холодно и отстраненно. Луна выставила острые рога, неведомо кому угрожая. Звезды блестели как иней на черной тропе.
Подобрав колени к груди, Олджуна смотрела на высокомерные звезды и задиристую луну. Смотрела бездумно… и вдруг пронзительная мысль словно отточенным рогом поддела, облила кровью сердце.
Так вот как орлы ей отомстили! Отлучение от нее Барро – можно ли было придумать что-либо беспощаднее? Олджуна больше не прижмется к груди человека, пахнущего лесом и солнцем… Она его уже никогда не увидит. А ведь надеялась, что барлор позовет с собой! Нет, даже не так: силком усадит ее на чалого впереди себя и верный конь унесет их в дремучую глушь, в далекое волчье логово. Спустя три весны, как положено по обычаю, вернулись бы в Элен с подарками – поклониться приемному отцу Олджуны, мужней жены. Она знала: Хорсун хорошо бы их принял. Барро не виноват в разбойных делах своего беспутного рода. Разве один человек – ответчик за целое племя, и не пора ли людям Великого леса жить мирно со всеми, кто его разделяет?
Еще сегодня днем она нежила грезы вприглядку. Не позволяла им подступать близко из страха, что они не сбудутся так же, как
