Теперь ржали до икотки хординги, отчего пламя большого костра ходило ходуном. Встревоженные лошади нервно трясли гривами и норовили драпануть в ночь.
Мы и сами, зная первую версию события, не удержались от смеха, слушая Рустамов ремикс. Тем более, наш сказитель передал все в лицах и изобразил Макса в ключевые моменты. Ламар едва не рухнул в огонь, зажал уши руками и пополз в темноту, издавая рыдающие звуки.
«Главное, чтобы Макс эту версию не услышал, – мелькнула у меня мысль. – Не то Рус просто не доживет до светлого будущего…»
– А-а… а барон там чего? – выдавил из себя Ламар, подползая обратно к огню.
– Ну, барон… – протянул Рус. – Узнав, что половину девок городка обрюхатил один герой, хотел оставить его на зиму как племенного жеребца. И пригрозил, что женит на уродине, если Макс откажет. Но потом вспомнил, что у самого дочь растет, уже четырнадцать зим. А наш племенной бык рядом. Вот и услал на всякий случай. И пока не уехали, держал дочку взаперти.
Ламар хрюкнул и опять двинул в темноту.
– С тех пор, как кто в городок приезжает, местные всех девок прячут. И коз тоже…
В этот раз мы встали на ночь в двойной скрытне, видимо, специально возведенной для больших обозов. Одна часть отделена от другой столбами и проемом. И даже навес сделан из досок. Правда, дырявый, но все лучше, чем ничего.
Наши спутники рассказ, может, и не слышали, но уж дикий хохот разобрали даже при ветре. Не знаю, что они думали о нас, но утром у Шелора в глазах было сомнение и… неуверенность, что ли. Словно он всерьез решал, стоит ли ехать вместе с этими сумасшедшими или лучше отстать. Люди, способные вот так долго и без видимой причины смеяться, внушают страх. Да-да, и такое тоже внушают. Особенно здесь. Раз смеются, значит, силу свою чуют. А не просто – смех без причины, признак дурачины!
И только близость перевала удерживала Шелора. Во всяком случае, так я истолковал его взгляд. Этот ряженый бандюган начал нас бояться.
А перевал и впрямь уже был близок.
Тагарин, по сути, – невысокая гряда, идущая от Крояр-тага строго на восход. Заканчивается каменной россыпью верстах в двадцати отсюда. На всем протяжении Тагарин не поднимается выше пятисот метров и вполне пригоден для перехода, если бы не одно но: гряда разделена скалистым ущельем, по дну которого течет один из притоков реки Горная.
Ширина разлома тоже невелика – максимум до полусотни метров. В самых узких местах не больше двадцати. Именно там и построили мосты, соединявшие обе стороны гряды. Всего мостов было три. Мы шли к расположенному в центральной части.
Подъем начался верст за пять до перевала. Пологий и ровный, он сперва был незаметен. Лошади не сбавляли шаг, повозки так же исправно катили по каменной кладке. И только на полпути, когда мы поднялись сотни на две шагов, заметили, что лес у горизонта ушел вниз и теперь маячит верхушками деревьев. А дорога впереди явно уходит вверх.
Я пропустил повозки вперед, а сам чуть отстал и обернулся. Наши пристяжные – шайка Шелора – ползли следом, шагах в двухстах. Дорога за ними таяла в тумане, что висит здесь над землей почти постоянно.
Туман скрывал и отряд хордингов: тот еще утром вышел на тракт и теперь замыкал процессию, охраняя тылы. Так надежнее, да и старая грунтовка давно закончилась, негде больше прятаться.
– И когда же нападут? – прервал мои мысли Рус.
Он подъехал сзади и тоже смотрел на повозки Шелора. Я пожал плечами. Честно говоря, мне было все равно. Шансов у бандитов нет – думаю, и Шелор это понял, потому и ползет мирно.
– Может, прижмем его после перевала? – предложил Рус. – Ради интереса.
– Посмотрим, – уклончиво ответил я. – Лень связываться.
– Да ладно…
– Тебе еще не надоели шустрилы на кордоне? И вообще, у нас другая задача. С этими пусть местные разбираются.
Рус сокрушенно помотал головой, тронул пятками коня.
– Слушаюсь, товарищ пацифист! Кстати, чувствуешь, сыростью тянет? Это от ущелья. Уже близко.
Мост стоял на небольшом плато – ровной площадке, окруженной каменной оградой. Это было капитальное сооружение шириной в два с половиной аршина и могло пропустить одну повозку и пешехода. Из-за наплыва торговых обозов летом здесь
