Высматривая, не мелькнет ли где-нибудь темноволосая голова, девушка видела только чахлые растения да облупившиеся статуи. Хулиан словно испарился, а вместе с ним исчезли все краски этого сада, который теперь стоял лишенный жизни и красоты.
Вероятно, моряк ушел отсюда через другую арку? Но другой арки Скарлетт не обнаружила. В глубине маленького парка не было ничего, кроме старого фонтана. В грязной чаше, куда, как плевки, падали капли коричневатой воды, валялись несколько мелких монеток и стеклянная пуговица. Некогда брошенные сюда на счастье, они являли собой печальное зрелище.
Все это было странно. И то, что Хулиан исчез, и то, что клочок земли, принадлежащий богатому дворцу, погибал, всеми заброшенный. Даже воздух здесь застоялся и казался зловонным. Скарлетт физически ощутила, как грусть этого места овладевает ею, превращая ее тревогу в желтое чувство безнадежности, способное задушить все живое. Возможно, именно оно и погубило эти растения?
Скарлетт знала, каково это – влачить бесцветное существование. Если бы не желание любой ценой защитить сестру, она давно бы уже сдалась. Пожалуй, в ее положении поступить так было бы мудрее всего. «Никакая любовь не остается безнаказанной» – так, кажется, говорят? Как ни крути, любовь к Телле причиняла Скарлетт постоянную боль. Что бы старшая сестра ни делала ради младшей, ей не удавалось залатать брешь, оставленную бегством матери.
К тому же Телла не отвечала Скарлетт столь же сильной привязанностью. Иначе не притащила бы ее против воли на этот проклятый остров, поставив на кон все, к чему она стремилась. Донателла никогда не взвешивала собственных поступков и вечно думала лишь о своем благе.
«Нет! – одернула себя Скарлетт, покачав головой и глубоко вздохнув. – Все это дурные мысли. Я люблю Теллу больше всех на свете, и я больше всего на свете хочу ее найти!» Очевидно, во всем был виноват фонтан. Его чары внушали путникам уныние, заставляя их спешно покидать опустевший парк. Здесь, наверное, что-то скрывалось. Не случайно Найджел велел Скарлетт следовать за Хулианом и его черным сердцем. Прорицатель знал, куда оно ее приведет. По-видимому, следующая подсказка была спрятана где-то поблизости.
Скарлетт повернулась и, стуча каблуками по серым камням, зашагала к чаше, в которой увидела пуговицу – уже вторую за сутки. Взяв прутик, чтобы с его помощью достать крошечную вещицу (менее внимательный глаз мог и вовсе не заметить такую мелочь), она поняла, что не ошиблась: в грязной воде, оставившей темный обод на краях чаши, блеснул символ Караваля: солнце, внутри солнца – звезда, а внутри звезды – слезинка. Однако здесь, в страшном пустом парке, даже этот рисунок казался лишенным своей магической притягательности – не то что на серебряном сургуче, которым было запечатано письмо Легендо.
Стоило Скарлетт коснуться пуговицы прутом, как вода в чаше стала убывать. Камни раздвинулись, открыв винтовую лестницу, ведущую в темную неизвестность. Спускаться одной было страшно, да и времени оставалось совсем немного: чтобы вернуться в гостиницу до рассвета, следовало поторопиться. Но вдруг именно эти ступени вывели Хулиана из сада? Вдруг именно он был тем юношей с черным сердцем? Тогда, если Скарлетт хотела получить следующую подсказку, ей надлежало идти за ним. Поддавшись страху, она могла сбиться с пути, целью которого было найти Донателлу.
Стараясь не думать о том, какую огромную ошибку, вероятно, совершает, Скарлетт устремилась вниз: первые несколько ступеней были мокрыми, но потом под ногами заскрипели песчинки. Эта лестница оказалась гораздо длиннее той, что вела в отцовский винный погреб. Фонари отбрасывали пугающие тени на золотистые песчаные кирпичики, становившиеся с каждым витком все темнее и темнее. Скарлетт спустилась на глубину трех этажей и приближалась, по всей видимости, к самому сердцу песочного замка, который, как она теперь отчетливо понимала, был ей совсем не по нраву. Отчаянно подавляемые сомнения теперь с каждым шагом звучали все громче. Что, если она обозналась, приняв за Хулиана другого молодого человека? А вдруг Найджел солгал? Разве ее не предупреждали о том, как опасно доверять незнакомцам? Каждый из этих вопросов словно цепью стягивал горло Скарлетт, внушая ей острое желание броситься наверх. Но девушка, задыхаясь, продолжала спускаться.
Там, где закончилась лестница, брал начало ветвящийся коридор. Темный и извилистый, он походил на многоголовую змею, являя собой зрелище величественное и вместе с тем ужасающее. Из одного его рукава веяло холодом, из другого – теплом, но нигде не было слышно гула шагов.
– Как вы сюда попали?
Скарлетт резко обернулась. В тусклом дрожащем свете холодного коридора появилась та самая красногубая девушка, которая не сводила глаз с Хулиана, пока вела лодку к «Стеклянной змее».
– Я ищу своего спутника. Я видела, как он сюда спустился…
– Здесь никого нет. Вам нельзя…
Раздался чей-то крик – обжигающий, точно яркое пламя. Тихий голос рассудка напомнил Скарлетт, что все это – только игра, обман. Но вопль прозвучал в высшей степени правдоподобно, а красногубая девушка как будто и в самом деле испугалась. Скарлетт
