Чаще всего Его посещала серая как окружающее безмолвие тоска, именно она задавала тон. Всеобъемлющая, глубокая, неизбывная тоска о чём-то, чего никогда не было. О чём-то упущенном, об ошибках, которые нельзя исправить, о днях и людях, которые ушли навсегда.
Но тоска не мешала двигаться вперёд, терпеть её было просто. Иногда же вместо неё приходило зеленовато-коричневое отвращение, густо замешанное на льдисто-голубой ненависти. Отвращение ко всему и сразу, начиная с окружающего Ничто и заканчивая Его собственной сущностью. Оно запускало когти в сердце, и в такие моменты почти нестерпимо хотелось остановиться и прекратить всё, включая собственное существование. Подобному желанию противостояло только упрямство и что-то ещё, чего Он не понимал.
Может, душа, не желающая потеряться в Междумирье и обречь себя на вечные скитания?
Или то, что наблюдало извне, осторожно и незаметно подталкивало в спину, не позволяя… не то чтобы отчаяться; скорее, не позволяя сбежать, растворившись в этой ненависти, но заставляя прочувствовать её до конца. Осознать собственное перед ней бессилие и беспомощность.
Порой вспыхивали и другие чувства, но они гасли стремительно и зачастую даже не позволяли себя осознать. Грязно-розовое презрение, тускло-зелёная зависть, холодный фиолетовый стыд.
И лишь совсем редко в этой палитре попадались чистые, яркие тона: солнечно-жёлтое веселье, насыщенное индиго удовлетворения, тёплая травянистая зелень понимания и осознания. Но… лучше бы их тоже не было, потому что когда они гасли, окружающая пустота казалась ещё глубже, а каждый новый шаг давался ещё тяжелее.
Рубер.
Хаггар ел. Едва не давясь, не чувствуя вкуса и почти не жуя, заглатывал однородную тепловатую густую зеленовато-серую неаппетитную массу с порой попадающимися совсем уж малоприятными беловатыми волокнами — то, что носило название «каша с мясом». Если бы кто-то предложил магу это питательное, но далеко не самое изысканное блюдо пару лет назад, тарелка бы оказалась на голове шутника, вероятно, приправленная какими-то чарами.
А сейчас Хаггар ел, и плевать он хотел на вкус, цвет и консистенцию еды. Возможность хоть ненадолго почувствовать себя сытым стоила любых компромиссов.
Голод преследовал мужчину неотвязно уже настолько давно, что стал привычным. Теневик очень смутно помнил, каково это — хотя бы несколько часов кряду не испытывать это ощущение. Чтобы от него избавиться, следовало хоть немного отойти от грани магического истощения, но такой возможности маг не имел: война высасывала силы как целая стая жирных энергетических пиявок.
Война. Полтора года назад никто и не думал произносить это слово. Для кого-то — бунт, для кого-то — восстановление исторической справедливости. Понимал ли тогда хоть кто-то, во что всё это выльется? Кто-то понимал, но Хаггар не относился к их числу. Мужчина полагал, что со всеми проблемами удастся справиться быстро, за пару недель, и реальное положение вещей оказалось неприятным сюрпризом.
То, что начиналось противостоянием монархистов и аристократов, превратилось в штормовое безумие, быстро захлестнувшее всю страну, и движущих сил у этого урагана оказалось существенно больше двух. Как это часто происходит в смутные времена, бурный грязный поток вынес на поверхность всё то, что до поры скрывала гладкая вода. Высунулись из тёмных нор запрещённые культы, поползли из всех щелей фанатики, вытаскивая за собой забытые обычаи. Вдруг откуда-то возникли толпы обиженных, решивших предъявить свои счета и радеющих за совсем уж непонятные цели. Чаще всего это на поверку оказывались обычные бандиты, но даже среди них порой встречались сильные маги. Совсем недавно казавшийся благополучным, Рубер вспыхнул от края до края, и удивительно, как до сих пор не начало жечь пятки богам.
А соседи… неожиданно вместо того, чтобы под шумок урвать по куску спорных, а то и исконно руберских территорий, они вдруг оказались втянуты в творящееся безумие. Подобно чуме или эпидемии бешенства ропот и недовольство расползались в стороны, не признавая государственных границ, и всё больше и больше земель орошала кровью братоубийственная война.
Но Хаггар давно уже перестал интересоваться общей ситуацией в стране и за её пределами. Поначалу ещё пытался принимать участие в обсуждении стратегии, но быстро признал, что совершенно бездарен в этой области. Маг, исследователь, естествоиспытатель — да, но не полководец. Впрочем, сейчас от него осталось только первое. На науку, на то, что было для него важнее всего и без чего он не мог себя представить, не оставалось ни времени, ни сил. Диверсионные и силовые атаки — непрерывный бой, переходящий в подготовку к следующему.
