проредить поголовье.
Прикрыв глаза, Хаггар шумно втянул носом морозный воздух, поплотнее запахнул тяжёлое пальто из грубой, колючей, но очень тёплой шерсти. На холоде в голове несколько прояснилось, а под тяжестью проглоченной каши на полчаса, или даже чуть больше, присмирел голод. Мужчина понял, что чувствует себя достаточно неплохо для того, чтобы сделать ещё одно важное дело, в последнюю неделю превратившееся в обязанность.
В полевом лагере царила деловитая суета. Идущего теневика замечали издалека и старательно огибали, суеверно творя охранные знамения, а он сам уже давно не обращал внимания на чужой страх. Здесь и сейчас высокородные аристократы почти не отличались от простых воинов, смешивались с ними в единый организм: война повыбила спеси и показала, насколько мала разница между людьми разных сословий. Может, осознав это, командиры согласились бы пойти на мировую, только… мириться, кажется, было уже не с кем.
Лазарет располагался на краю лагеря — и пациентам тише, и здоровым меньше напоминаний о бренности бытия. В большую низкую палатку Хаггар нырнул как в ледяную воду — затаив дыхание и подобравшись в ожидании хлёсткого удара.
Внутри было тепло, почти жарко, и душно, так что маг распахнул верхнюю одежду. Пахло тёплой кровью, травами, болезнью, смертью и магией — сложный букет, отдающий безнадёжностью. Света вполне хватало, чтобы оглядеться и найти взглядом заправлявшего здесь целителя. Тот почувствовал пристальное внимание, отвлёкся от своего занятия — маг сортировал зелья и ингредиенты — заметил неподвижно замершего на входе теневика. Поймал вопросительный взгляд, едва заметно качнул головой и опустил глаза.
Хаггар на мгновение стиснул зубы и кулаки, глубоко вздохнул в попытке взять себя в руки. Сосредоточенно закопался в памяти, пытаясь выудить из её недр что-то безусловно светлое вроде детских воспоминаний и сада возле родового поместья. Постарался натянуть на лицо выражение, отличное от равнодушия.
Стоило выйти из привычного отстранённого состояния, потерять концентрацию на нём, и на языке почудилась горечь, а все тщательно скрываемые от самого себя мысли радостно зашевелились — как стервятники, почуявшие падаль.
Ободряющей улыбки не получилось. Даже надежды не получилось. Но по крайней мере равнодушие временно кануло в недра души, и Хаггар стал похож на нормального человека. Висевшее сбоку при входе небольшое зеркало отразило перемену, мужчина поморщился ему в ответ и двинулся в глубь душного помещения, в самый дальний угол, стараясь ступать тихо и не тревожить людей, лежащих на койках.
— Привет, — тихо проговорил он, нырнув за занавеску, отделявшую искомого пациента от всех остальных. Он знал, что её повесили для защиты этого человека от губительного слишком яркого света, но всё равно этот закуток устойчиво ассоциировался у него с одиночной камерой. Карцером.
Лежащий на койке мужчина не походил на живого. Скелет, обтянутый посеревшей, покрытой язвами и струпьями кожей. Короткие совершенно седые волосы почти терялись на фоне белой подушки, и только голубые глаза — яркие, живые — пугали контрастом. Вряд ли кто-то в этой живой мумии сумел бы опознать молодого круглолицего хранителя Варона Присса…
— Как ты? — так же тихо уточнил Хаггар, сел на табурет у изголовья койки.
— Хорошо, — едва слышно прошелестел пациент, медленно прикрыл глаза, потом так же медленно, с трудом открыл. — Недолго осталось. Сегодня, самое позднее — завтра.
Теневик не стал говорить лживых слов утешения, не стал ободрять заверениями, что всё обойдётся: оба знали, что это не так. Не обойдётся. В отсутствие Хаггара на этом самом стуле сидел сам Незримый и молча разглядывал умирающего, ожидая, когда тот уже не сумеет открыть глаза.
Магия целителей может многое, но против проклятий она бессильна. Владетель Верас прекрасно разбирался в проклятьях… и в этот момент ненавидел свои знания. Есть чары, которые нельзя отменить. Просто — нельзя, такое не под силу даже богам, поэтому он не мог дать другу даже призрачную надежду на лекарство, которое ищет и сумеет найти. Нет такого лекарства, Хаггар точно это знал: он сам лет десять назад составил чары, случайно зацепившие несколько дней назад «штабную крысу» Варона. Да, не единственное и далеко не самое страшное необратимое проклятье из существующих, но почему-то теневику в этой ситуации чудилась рука Воздающего.
Приложил ли справедливый бог её в самом деле? Вряд ли. Если бы остальные старшие боги интересовались происходящим сейчас на земле, они непременно постарались бы остановить то безумие, в которое неотвратимо погружались смертные.
Но тем не менее хранитель Присс умирал.
— Хорошо, что ты успел зайти, — почти беззвучно шевельнулись истончившиеся бескровные губы. — Спасибо. Посидишь?
Хаггар только кивнул и очень осторожно сжал тонкую костистую ладонь, кажущуюся пугающе хрупкой. Сухие пальцы едва
