расходуя силу, сумел выдержать всё.
За тот месяц, который прошёл с боя под Талеро, маг уже достаточно оклемался. Раны зарубцевались, к рукам вернулась былая сила и скорость, и рацион мужчины пополнился сырой рыбой. Затянулись прорехи в ауре, и та вновь начала запасать магическую силу, так что около недели назад Хаггар телепортом совершил вылазку к жилью, где с помощью банального воровства разжился глиняной миской для воды, кое-какой едой помимо осточертевших сырых даров моря, простой полотняной рубахой и штанами взамен истрепавшихся. Два прыжка и проникновение в погреб зажиточного крестьянского дома выпили все силы, но маг справедливо посчитал это полезной тратой сил: при усиленном питании и резерв восстанавливается быстрее.
Вряд ли кто-то из прежних знакомых смог бы узнать в этом отшельнике не только молодого самоуверенного юнца, каким он поступил на учёбу, но даже того нелюдимого боевого мага, имя которого стало проклятьем и постепенно вытеснилось прозвищем «Выродок» с порой прибавляемым — не иначе как для увеличения значимости — прилагательным «Чёрный» или «Тёмный».
Хаггар здорово похудел, остались одни только кости и жилы. Чёрные волосы с появившейся проседью потускнели и выгорели до невнятного тёмно-серого пепельного цвета. Черты лица заострились и приобрели ещё большую хищность. Вот разве что карие глаза остались прежними, только вместо безразличия и презрения в них поселилась усталая, обречённая злость загнанного зверя.
Светлая кожа, иссечённая шрамами свежими и старыми, загорела до черноты, и эти шрамы усугубляли его сходство с беглым каторжником. Застарелые, бугрящиеся кратерами заживших язв полосы на руках от прикосновения гремучего железа. Большой безобразный ожог на плече, оставленный чьим-то боевым заклинанием, полученный в том последнем бою; как раз перед этим маг лишился щита и уже не успел поднять новый. Ровесники ожогу, несколько полос и пятен по всему телу от хлёсткого дробного удара: совсем рядом чей-то удар разбил каменную кладку, и разлетающиеся осколки посекли кожу, разорвали плоть, а один Хаггару пришлось выколупывать из собственного бока.
Поначалу мужчина не думал о причинах, следствиях и своих дальнейших планах. Он просто отчаянно цеплялся за жизнь, заставлял себя подниматься с места и шевелиться, добывать пищу, потом — через тошноту проглатывать склизкое сырое мясо, пахнущее морем и тиной. Потом он немного оклемался, но доставать еду стало сложнее: все ближайшие камни он уже очистил.
А вот когда маг почувствовал себя лучше всерьёз, настолько, что мог уверенно плавать и даже нырять, и сумел вернуться к тренировкам, эти мысли появились. О самоубийстве он, разумеется, не задумывался ни на мгновение: такого удовольствия он по доброй воле врагам не доставит. Но… что всё-таки делать?
Жить здесь отшельником, воруя еду? Это не жизнь, это существование. Терпеть такие условия ограниченное время в силу необходимости — одно дело, но провести так всю жизнь? А чем это лучше самоубийства?!
Поселиться где-то в глуши, поближе к человеческому жилью? Уже лучше. По крайней мере, можно обеспечить себе пристойные условия и, наверное, заняться какими-то исследованиями. Вот только… в экспериментах своих Хаггар разочаровался. Что толку от них, когда их результаты никому не нужны, а в ключевой момент не способна помочь никакая сила? Кроме того, постоянно жить с оглядкой, то и дело ожидая, пока прошлое и живые враги придут за его головой — сомнительное удовольствие. А его не забудут, если не сочтут мёртвым; да даже если сочтут, от нелепых случайностей и столкновения со знакомыми ничто не застрахует. Замаскироваться и жить как крыса, вздрагивая от каждого шороха и следя за каждым шагом? Нет, такой жизни он не хотел.
Вернуть имя и титул? В одиночку сделать то, что не получилось у приличной организованной армии? Пойти против всей страны и богов? Что ж, если вдруг он тронется умом и пожелает-таки свести счёты с жизнью, это будет отличный способ!
Он думал долго — благо, других занятий в этом медвежьем углу не предвиделось — и всё яснее понимал: для него здесь нет места. В этой жизни, в этом времени, в этом мире. Не осталось ничего, что было бы ему дорого и имело бы значение. Ни ориентиров, ни близких людей, ни цели, только пустота и обречённость. Куда бы он ни пошёл сейчас, за что бы ни взялся, заполнить пустоту не получится.
Хаггар банально заблудился и запутался, и уже сам не знал, с какого конца браться за этот клубок противоречивых мыслей и чувств. Хотелось избавиться от доброй их половины, просто выбросить лишние воспоминания и эмоции, стереть лицо и нарисовать новое, чужое, никак не связанное со всем, что он помнил.
Он не мог — или просто боялся — сформулировать это, но всем своим существом мужчина ощущал неправильность. Неправильность не отдельных поворотов и событий, а всей жизни, начиная с самого рождения, как будто уже тогда он сделал что-то не так и вся жизнь покатилась под откос, даже не успев встать на нужные рельсы. Дальше ошибка накладывалась на ошибку, и на кривом фундаменте выстроилось скособоченное здание, которое по всем законам не могло существовать, но почему-то существовало.
Ошибочность каких-то поступков он понимал, но изъян лежал глубже. Чтобы пожелать или не пожелать исправить, его для
