Но слова застряли у меня в горле. Послышались голоса. Они доносились из леска. Вес обернулся.
— Сюда! — крикнул он.
Я оттолкнула Веса. Изо всех сил.
Он выпустил мою руку.
Я нырнула под воду.
Я плыла, не обращая внимания на боль в руках, на то, что наглоталась воды.
На шум.
На туман.
Море было черным и ледяным, но я знала, куда плыву.
Вес не отставал от меня. Я слышала его голос. Слышала шлепки его рук по воде.
Но звуки быстро гасли в шипении облака.
Я повернула налево, почти полностью погрузившись в воду; так он не увидит меня и, я надеялась, не услышит.
Край облачной стены приближался. Клочья тумана вихрились вокруг меня.
Я ухитрилась бросить взгляд назад.
Веса не было видно.
Я была свободна.
Или мертва.
Но что то, что другое — все лучше Онирона.
Я уже могла попробовать туман на вкус.
Валы вспучивались подо мной и вздымались, и я проваливалась вместе с ними.
Но вскоре я уже не управляла происходящим.
Я с головой ушла под воду.
А потом меня подняло над водой. И теперь единственное, что надо было делать, это держаться.
И дышать.
Оставаться в живых.
И ловить волны в скудном свете луны, с трудом пробивающемся сквозь мрак.
Она как-то внезапно появилась в моем поле зрения. Какие-то смутные очертания. Тень в тени, скользящая по волнам. А в ней призрачная фигура в непромокаемом плаще с капюшоном, гребущая с ужасающим спокойствием.
Это была сама смерть.
Сопровождающий в иной мир.
В мир после смерти.
И вдруг он исчез, и я ушла под воду, и силы окончательно покидают меня, и вдруг руки мои наливаются свинцом и все тело опускается, опускается, и я вижу маму и папу, и они плачут, а затем я вижу берег Онирона и всех спасшихся от кораблекрушения, и затем все погружается в черноту.
15