Семь чудес и временной разлом

по десятибалльной шкале.

Словно с моего тела сначала содрали всю кожу, затем разрезали ее на тонкие полоски и содрали еще раз. Словно вокруг каждой молекулы моего тела протянули тоненький оголенный провод.

Моей первой мыслью было, что я хочу умереть. Второй – что я должен был умереть наносекундой позже. После этого мои мозги вырубились, а за ними один за другим стали отказывать органы чувств.

Зрение.

Обоняние.

Слух.

Осязание.

Пустота.

Сон.

Огненное кольцо, кричащие животные, конец света.

Я там, где все началось, недвижимый, ничего не чувствующий и без единой мысли. Все начинается сначала, и я должен это пережить. Я должен упасть навстречу смерти и проснуться из-за уродозавра, и пожелать, чтобы отец был сейчас не в Сингапуре, и поехать на велосипеде в школу, и отпрыгнуть от Барри на проезжую часть, и оказаться похищенным и увезенным на остров, где я познакомлюсь с нервным мальчиком, гениальной девочкой с выкрашенными в розовый цвет волосами, деревенщиной, умеющим забивать трехочковые с расстояния пятнадцати футов, и профессором в твидовом пиджаке. Круговорот жизни и смерти перевернется вверх тормашками, прошлое и настоящее смешаются, бесконечная череда смертей, аминь.

И больше чем это состояние бесчувственности, больше чем вся пережитая мной когда-либо боль, больше чем сама смерть меня бесит, что все это повторится. Хуже этого я просто не мог себе представить.

– Не-е-ет!

Я кричу во всю мощь легких, выбрасывая перед собой руки, точно я могу порвать все это на кусочки и заставить исчезнуть.

Но…

– СЛИШКОМ ПОЗДНО!

Можно было бы сказать, что меня разбудил вопль Элоизы. Но это бы означало, что я спал. А я не был в этом уверен. Я так же не был уверен, в каком состоянии пребывает мое тело – во сне или наяву, в прошлом или настоящем.

Перед нами протянулось целое озеро зеленой вязкой слизи с тремя глазами и торчащими из пасти Сфинксом – причем все это было неподвижным. Но стены кальдеры исчезли. Мы лежали в центре своего рода гигантской чаши, широкого круглого поля с краями, уходящими круто вверх. В одном месте с этого края бил водопад, а саму «чашу» окружал густой лес. Земля под нами была черной, и я слышал доносящийся сверху, со стороны деревьев, запах пожара. Я также услышал отдаленный визг, в котором узнал длинномордого вромаски.

– Мы… в Атлантиде? – спросила Элоиза.

Тяжело поднявшись на ноги, Калани оглянулась. Я еще никогда не видел на лице Торквина такую бурю эмоций. Мышцы его лица растянулись и застыли в смешанном выражении грусти и счастья.

– Клянусь посохом Ула’ара, не думала, что когда-нибудь вновь это увижу…

– Думаю, это означает «да», – сказал я Элоизе.

– Потому что… мне только что это снилось, Джек, – ответила она. – А потом я проснулась, а вокруг все это…

Я не сдержал смех:

– Тебе тоже снился Сон, да? Добро пожаловать в мир Избранных.

– Где Касс? – спросила Элоиза.

Я оглянулся, но его не увидел. Он должен был быть здесь. Если получилось у нас, у него тоже должно было получиться.

Или нет?

– Касс! – позвала Элоиза, направившись к лесу.

Мои глаза бегали из стороны в сторону в надежде заметить Касса. Начал накрапывать дождь, его капли больно кололи кожу. У меня не оставалось ни единого сомнения в том, что я не сплю, потому что все мое тело с ног до головы болело.

Марко стоял, наклонившись над гептакиклосом. Семь впадин под локули пустовали, но их высеченные в камне очертания были еще свежими и четкими. Марко обеими руками держался за рукоять воткнутого в разлом Ищиса. Я поднялся и, поправляя на ходу