Он сам был готов пасть к ее ногам, когда впервые увидел на ней это платье.
Аэлина не то усмехнулась, не то всхлипнула. Она обняла Рована за талию, чтобы согреться. Мокрые волосы Аэлины разметались. Запахи жасмина, алоизии и тлеющих углей перебивали запах миндаля, чему Рован был только рад.
Он стоял со своей королевой под дождем, вдыхал ее запах и был готов так стоять столько, сколько ей понадобится.
Дождь превратился в легкую влажную пыль. Аэлина вынырнула из забытья, обнаружив, что стоит с Рованом на крыше и он согревает ее своим телом.
Фэец стоял неподвижно, похожий на статую. Свет фонарей красиво золотил его нос и выступающие скулы. А на другом конце города, в хорошо знакомой ей комнате, Аробинн сейчас истекал кровью. Или уже был мертв.
Аэлине показалось, что замо?к, который ей никак не удавалось открыть, наконец-то щелкнул и поддался.
Рован повернул голову. И с его серебристых волос капал дождь. Черты его лица чуть смягчились. В них появилось что-то зовущее и даже беззащитное.
– О чем ты сейчас думаешь? Расскажи, – шепотом попросил он.
– Я думаю о том, как просто вывести тебя из равновесия. Достаточно лишь признаться, что я очень редко надеваю нижнее белье.
У него блеснули зрачки.
– Принцесса, какой смысл делать это?
– А какой смысл этого не делать? – игриво спросила Аэлина.
Ей показалось, что Рован мучительно решает, обнимать ли ее дальше или разжать руки.
– Мне жаль иноземных посланников, которым придется иметь дело с тобой.
Аэлина улыбнулась. Ей захотелось совершить какой-нибудь безрассудный, бесшабашный поступок. Сегодня, оказавшись в подземелье Башни ассасина, она вдруг поняла, до чего устала. Устала от смерти, ожидания и необходимости прощаться.
Ей захотелось взять в ладони лицо Рована. Его кожа была такой гладкой, а скулы – такими красивыми и четкими. Аэлина протянула руку.
Она ждала, что Рован отстранится, но он просто смотрел на нее. Нет, он смотрел в нее, как делал всегда. Они друзья, но их связывает больше чем дружба. Много больше. Она это давно знала. Просто не хотела признаваться. Аэлина осторожно провела большим пальцем по его скуле, скользкой от дождя.
Ее обожгло вспыхнувшим желанием. Какой же дурой она была, убегая от желания, отрицая его. Аэлина вспомнила, как просыпалась по утрам и рука сама тянулась на пустую половину кровати. Она и тогда пыталась себя уверить, что ей никто не нужен. Одно слово, дура.
Аэлина протянула и вторую руку к лицу Рована. Его глаза сомкнулись с ее глазами. Дыхание стало прерывистым. Ее палец скользил по узорам татуировки на его виске.
Его руки обняли ее чуть крепче. Большие пальцы Рована переместились с ее талии чуть выше. Аэлина едва удерживалась, чтобы не выгнуть спину, наслаждаясь его прикосновением.
– Рован, – прошептала она.
Имя-мольба, имя-молитва. Ее пальцы двигались по его щекам и…
Молниеносным движением Рован вдруг схватил сначала одну ее руку, потом другую и буквально отодрал их от своего лица. Он негромко рычал, будто рассерженный зверь. Мир вокруг Аэлины замер. Стало очень холодно.
Отбросив ее руки, как тлеющие головешки, Рован попятился. Его зеленые глаза погасли. Аэлина давно не видела их такими тусклыми. У нее перехватило дыхание. Потом раздались его слова:
– Больше этого не делай. Больше не трогай меня… так.
У Аэлины зашумело в ушах. Лицо вспыхнуло.
– Прости, – едва слышно произнесла она.
Боги милосердные!
Ему было больше двух тысяч лет. Он – бессмертный фэйский воин. А она…
– Я не подумала… – Аэлина попятилась к люку. – Прости меня, – повторила она. – Не обращай внимания.
– Ладно, – буркнул Рован, тоже направляясь к люку. – Договорились.
Он скрылся в проеме люка. Аэлина осталась. Ошеломленная. Озябшая. С маслянистыми черными разводами на щеках.
«Больше не трогай меня… так».
