главнокомандующей. Каждая особенность застревала в мозгу Элиды, будто камешек. Глаза цвета темного золота. Потрясающе красивое лицо, на которое хотелось смотреть без конца. Худощавая, отточенная фигура. И необыкновенное, умопомрачительное изящество в каждом движении, в каждом вдохе и выдохе. Такая убьет и не заметит. Под человеческим обличьем скрывалась бессмертная, крайне опасная хищница.
К счастью для Элиды, главнокомандующая была одна. К несчастью, Элида не видела в золотистых глазах ничего, кроме обещания скорой смерти.
– Э-это в-вам п-принесли.
Заикание было наигранным. Когда Элида заикалась и спотыкалась, людям хотелось поскорее убраться от нее прочь. Но это касалось обычных людей. Вряд ли те, кто правил здешним местом, обратят внимание на ее заикание, если решат расправиться с нею. Если Варнон выдаст им ее.
Не сводя глаз с Элиды, главнокомандующая взяла письмо.
– Удивительно, что печать цела. Будь ты хорошей шпионкой, сумела бы вскрыть письмо, не повредив печать.
– Будь я хорошей шпионкой, я бы умела читать, – шепотом ответила Элида.
Она сказала правду, рассчитывая ослабить недоверие ведьмы.
Ведьма моргнула, затем потянула носом, словно пыталась унюхать ложь.
– Для смертной ты говоришь очень складно. Твой дядя – из смертной знати. И при этом ты не умеешь читать?
Элида кивнула. Собственная неграмотность угнетала ее даже больше, чем увечье и тяжелая монотонная работа. К сожалению, Финнула была неграмотной, а дядю образование племянницы не заботило. Но нянька, обладая острым природным умом, учила Элиду другому – умению подмечать, слушать, думать. Длинными днями, когда единственным занятием обеих было шитье, Финнула говорила о необходимости видеть и запоминать особенность каждого отдельного стежка, не теряя при этом общей картины. «Элида, когда-нибудь меня не станет, а тебе придется сражаться в одиночку. Каждое оружие в твоем арсенале должно быть острым и постоянно готовым».
Никто из них и мысли не допускал, что Элида может умереть первой. Но если бы ей тогда удалось сбежать, она бы не задержалась ни на мгновение. Даже ради Финнулы. И если бы побег удался, она бы никогда не взглянула в сторону Террасена и не терзалась бы мыслями о своей несчастной родине.
– Я… только буквы знаю, – глядя в пол, пояснила Элида. – Меня учили до восьми лет, и всё.
– Не удивлюсь, если таков был приказ твоего дядюшки.
Ведьма сунула нераспечатанное письмо Элиде под нос и, тыча железным ногтем в буквы, сказала:
– Это слово значит «Манона». А это – «Черноклювая». Если ты где-то что-то увидишь и там будут такие слова, обязательно принеси мне.
Элида склонила голову. Робко, покорно. Так, как нравилось ведьмам.
– К-конечно.
– И хватит прикидываться заикой и трусихой. Я же вижу тебя насквозь.
Элида не подняла головы, но уже по другой причине. Она боялась выдать свое удивление.
– Я старалась вам угодить…
– Вся моя карта пропахла твоими человеческими пальчиками. Но надо отдать тебе должное: ты вела себя очень осторожно. Старалась ничего не сдвинуть с места. И ничего не трогала, кроме карты… Никак сбежать задумала.
– Ни к коем случае, госпожа.
Боги милосердные. Сейчас все откроется!
– Посмотри на меня.
Элида повиновалась. Ведьма зашипела и откинула ей волосы. Несколько прядок упали на сено, срезанные железными ногтями.
– Так и не пойму, что за игру ты ведешь. Кто же ты на самом деле? Шпионка? Воровка? Или просто себе на уме? Но только не разыгрывай из себя робкую, жалкую девчонку. Читать ты, возможно, и не умеешь. А вот умом тебя боги не обделили. И мозги у тебя вовсе не овечьи, а волчьи.
Элида и сейчас не решалась сбросить привычную маску.
– Варнон тебе дядя по отцу или по матери?
Вопрос был весьма странным, однако Элида решила, что будет отвечать на все вопросы ведьмы, только бы остаться живой и не получить новых увечий.
