– Ну-ну… – Генрих бросил взгляд на часы. – Время терпит. Пусть заходит. Людвиг! – крикнул он в глубину вагона. – Пусть там пропустят Ольгу Федоровну Станиславскую! А с вами, генерал, мы увидимся в салон-вагоне Ивана Константиновича… Ну, скажем, через полчаса. Извинитесь там за меня, скажите, дела семейные…
Следует отметить, вид Ольги радовал глаз. Натали даже зажмурилась от удовольствия, рассматривая оплывшее от синяков лицо одноклассницы.
– Здравствуй, Ляша! – сказала она своим самым «бархатным» голосом и улыбнулась той самой, «открытой» улыбкой, какой учили их улыбаться когда-то в гимназии. «Лучезарно улыбнулась», и, похоже, ее старания не пропали втуне. Высокий широкоплечий красавец-адмирал, сопровождавший отделанную – а отделала ее Натали от всей души – контрразведчицу, явственно поплыл. Впрочем, Натали подозревала, что причиной тому не столько ее «особая краса» и нечеловеческое обаяние, сколько «аромат» страсти, едва не охватившей их с Генрихом всего несколько минут назад, и все еще растворенный в жарком воздухе салона.
– Прошу прощения, господин князь, что взял на себя смелость явиться без приглашения! – отчеканил адмирал, стараясь смотреть на одного только Генриха. – Вице-адмирал Третьяков-Ховрин, честь имею!
– Рад знакомству, адмирал! Чем обязан? – Складывалось впечатление, что Генрих не удивлен и визитом адмирала. Он вообще, похоже, редко удивлялся, тем более, когда знал о событиях заранее.
«Знал? Возможно… Отчего бы и нет?»
– Господин генерал, – адмирал стойко боролся с соблазном, но глазом все-таки косил, – я уполномочен принести самые искренние извинения от лица командования флота и членов Адмиралтейского совета. Случившееся отвратительно и непростительно, как с точки зрения законов империи, так и с точки зрения офицерской чести. Тем не менее, руководство флота, и здесь я должен особенно подчеркнуть, что адмирал Чаромный действовал на свой страх и риск, не поставив в известность о своих намерениях ни одно из начальствующих лиц флота, не говоря уже о главнокомандующем и его штабе… – адмирал явственно запутался, начав выстраивать слишком сложную синтаксическую конструкцию. – Штабе! – повторил он, а краска уже поднималась по горлу к ушам и подбородку, делая стоячий ворот адмиральского мундира еще более тесным, чем задумывали его модельеры от машинерии. – Штаба… Штаб…
– Полно, адмирал! – отмахнулся Генрих. – Мне тоже никогда не давалось склонение этого чертова слова. Или это называется спряжение? – посмотрел он на Натали. Oн наблюдал за ней почти в открытую. Держал в поле зрения не только адмирала и побитую до синяков капитан-лейтенанта Станиславскую, успевшую – где? когда? – обрядиться по случаю[35] в парадную форму и стильный кожаный реглан, но и Натали, отражающуюся в зеркале на стене напротив.
– По падежам склоняют, – с самым серьезным видом ответила она на «глупый» вопрос. – Спрягают глаголы, по временам, числам, лицам и родам.
– Вот, черт! – улыбнулся Генрих. – А я и забыл. Извинения приняты, адмирал! Будем дружить?
– Флот…
– Который из четырех? – быстро уточнил Генрих.
– Балтийские базы и обе эскадры – несомненно.
– А Север?
– Скорее всего.
– Это не ответ, – с сожалением констатировал Генрих. – Баронесса, – он снова смотрел на Натали, но уже не через зеркало, – у вас не найдется папиросы?
– У тебя в кармане пиджака! – напомнила она. Ей нравилась эта игра, но особенно нравилось то, как смотрела на нее сейчас Ляша. Сука флотская. Выразительно, недвусмысленно, со страстью – почти эротической по сути – и ненавистью самой высокой пробы. Ее голубые глаза выцвели до полной прозрачности и едва не испепеляли все вокруг на манер гиперболоида инженера Гарина.
«Вот же тварь! Еще и в обиде!»
– И точно! – Генрих похлопал себя по карманам, нашел папиросы и вытащил коробку на свет. – Курите? – протянул адмиралу.
– Благодарю! – потомок византийских императоров[36] цапнул папиросу недрогнувшими пальцами и немедленно зажал ее между крупными белыми зубами.
– Ольга Федоровна? – теперь Генрих смотрел на сестру своей дочери, и Натали очень хотелось увидеть выражение его глаз, но зеркало, как назло, бликовало.
– Отпустите грехи или в Сибирь пешком пошлете? – Надо отдать должное, голос у курвы не дрогнул, и блондинку изображать из
