– Значит, да. И еще, я, как ты уже знаешь, люблю потом еще пару раз повторить.
Она изогнулась, мазнув кончиками сосков его по губам, опять чуть отстранилась, дразня. Ее пальцы неожиданно оказались у него на затылке, а губами Шквал ощутил нежность ее губ… Стало щекотно и приятно, она погладила по узкому шраму на макушке.
– Война? – решила зачем?то уточнить Мила. – Осколок или пуля?
– Да как сказать… Это огнетушителем приложило.
– Неужто ты горел так, что тушить пришлось! – Ее глаза буквально полезли на лоб.
(«Да я всю жизнь горю синим пламенем!»)
– Да нет… – Он усмехнулся. – Это еще когда курсантом был. На сторожевике в учебном походе в восьмибалльный шторм огнетушитель сорвался с пожарного щита, да и прямо мне по клотику приложил… – хлопнул ладонью себя по голове.
– И как ты?
– Да чего, пять минут провалялся, козероги из головы повыскакивали, да и побрел на вахту!
– Бе?едненький…
Она коснулась губами его живота… и ниже. Сразу расхотелось спорить и выяснять что?то. Куда делись хандра и усталость?..
…Щелкнув зажигалкой, она затянулась. Почему?то тлеющий огонек в полумраке кажется очень эротичным. По крайней мере если сигарета в губах молодой сексуальной женщины, лежащей на кровати нагишом.
– Зачем ты все?таки пришла? – спросил он.
– Тоскливо мне стало, дорогой. Просто… мне хочется чего?то живого и теплого в этом аду.
– Да… – вздохнул Шквал.
У него было нечто живое и теплое в этом аду на земле, и оно рядом с ним, в этой койке. Мягкий голос… Шелковистость и аромат кожи… И неуловимая, но явственная аура женственности, хотя, казалось бы, откуда ей взяться у хозяйки сталкерского бара?
* * *
История Тамилы была проста и безыскусна. Несытое и невеселое провинциальное детство девяностых. В восемнадцать лет – поездка в Москву из воронежской глубинки в институт… Скоропалительный брак с москвичом, не принесший особого счастья, и такое же быстрое расставание – «не сошлись характерами». Семья распалась, дочка часто болела, Тамила работала и училась, таскались по съемным углам…
Когда грянул «харм», они с дочкой были в гостях у тетки в Торжке, что она считала самой большой удачей жизни. Все, чего она достигла, все сгинуло в адской стихии. Однушка, взятая в ипотеку, подержанный «Форд Фокус», работа в банке старшим менеджером (вместе с банком) и скопленные на черный день девять тысяч долларов на счетах…
Но зато они с Катюшей остались живы, а почти все Бескудниково, где они жили, сгинуло в первый же день катастрофы…
Многие тогда сломались – статистика по самоубийствам так до сих пор и засекречена. Кто?то спился – существование в какой?то из брошенных деревень от Пскова до Благовещенска, жизнь в щитовом бараке по две семьи в комнате не каждый выдержит.
Она себе такой роскоши позволить не могла. Нужно было жить дальше, растить хрупкую болезненную девочку и помогать матери.
Вернулась обратно, уже в Зону. Чем и как зарабатывала – он не спрашивал, а она не говорила. И тут судьба ей улыбнулась. Фараон, владелец бара, где она работала стриптизершей, одноногий и одноглазый бывший сталкер, что называется, запал на нее и сделал гражданской женой и управляющей заведения.
А когда его пристрелил рехнувшийся после «серого мха» бродяга, именно она по неписаным законам Зоны унаследовала бар. Помогла ли интуиция или опыт работы в банке, но дело, можно сказать, расцвело. Когда они познакомились со Шквалом, «Удача» входила в десятку лучших заведений Внешнего кольца.
Шквал тогда не сразу понял, что Тамила в нем нашла. Даже мелькала мысль, мол, ищет «крышу» в лице второго человека «Гидры».
Но он тут же ее отбросил. Крыша сталкер?бару не нужна по определению. Всякий бар в Зоне – место неприкосновенное. И идиота, решившегося на него на?ехать, будут дружно мочить все ближние и дальние…
