Все трое расхохотались.
– Дорогой, сейчас война идет без всяких правил. Это американцы все перемешали, когда сказали, что раз они самые сильные в мире, то им насрать на все правила. А мир таков, стоит одному… так и все тоже, чтобы не оставаться в дураках.
Мозг уже просчитал все варианты, отобрал лучший, теперь только бы мышцы не подвели, я резко дал ближайшему подножку, он с проклятием повалился на соратников.
Я быстро повернулся к нему спиной и скованными руками выдернул из-за пояса пистолет, тут же выстрелил ему в спину, развернулся и всадил пулю во второго, а третий распахнул рот и очень-очень медленно начал вытаскивать пистолет из кобуры.
Развернувшись и к нему спиной, я дважды нажал на спусковую скобу, моментально присел возле того, что с ключом, выудил из кармана и быстро отпер стальные браслеты.
Дверь кабинета распахнулась, на пороге возник Громов. Лицо злое и здорово измученное, сразу услужливо мелькнули строки «Да, жалок тот, в ком совесть нечиста…» Как же забодала меня эта классика, складки у рта стали совсем глубокими.
Он охнул, увидев направленный в глаза ствол, застыл, глядя на меня вытаращенными глазами.
– Говно, – сказал я, – а не боевики. Обыкновенные мародеры! Так, здесь нам делать нечего, быстро собираемся и выходим.
Он сказал слабо:
– Я шел, чтобы освободить вас, профессор…
– Так я и поверил, – ответил я.
– Правда, – сказал он быстро. – Левченко прав, лучше потерять погоны, чем совесть…
– Поворачивайтесь, – сказал я. – Мне ваша жизнь вообще-то не нужна. Как и смерть. Сперва побудете моим щитом, а потом обменяем на капитана Волкову или внучку Стельмаха. Так что слушайтесь и останетесь живы и даже целы. Но если взбрыкнете…
Я сунул ему под нос ствол пистолета. Он сказал слабым голосом:
– Да-да, я не…
– Пойдемте, – прервал я. – Топайте впереди, но помните, я не промахиваюсь. Если не верите, посмотрите еще раз на своих орлов-мародеров. Не промахиваюсь и стреляю быстро.
– Да-да, – проговорил он торопливо, – я иду, я все сделаю… Не из-за страха, я на вашей стороне…
Дверь распахнулась, я успел увидеть боевиков и направленные в нашу сторону автоматы. Прикрывшись Громовым, я выстрелил дважды. Охранники задергались, но один успел выпустить в нашу сторону короткую очередь.
Я чувствовал, как задергалось тело Громова под ударами пуль. Раны наверняка тяжелые, если не смертельные, тут же перестал поддерживать его тело, бесполезен, быстро вышел в коридор, втащил в комнату трупы охранников, быстро переложил из карманов Громова к себе айфон и флешку на двести гигов, нехило, ладно, потом разберусь, вышел и плотно закрыл за собой дверь.
На ярусе ниже навстречу идет парень с автоматом в руках, я крикнул ему властно:
– Где пленная?.. Ее срочно к шейху Исмаил-оглы!
Он сказал испуганно:
– Она все еще в офицерской комнате!.. Первый этаж, пятая…
– Стой здесь, – велел я. – Бди!
Вихрем пронесся на первый, мышцы заныли, вот наконец та офицерская под номером пять, прекрасно, удар ноги в дверь с такой силой, что она ударилась о стену и послушно захлопнулась снова, как и рассчитывал, а я не сводил пистолет с красивого боевика с черной, коротко подстриженной бородкой.
В комнате еще один, попытался протянуть руку к пистолету, но я покачал головой.
– Парень, с трех метров я точно не промахнусь.
Он застыл, а чернобородый красавец сказал тягучим наглым голосом:
– А мы твою бабу поимели. Сперва я, потом Хасан…
– Не было такого, – возразил я.
– Как же нет, – сказал он победно, – когда я…
Я выстрелил ему в голову, тут же перевел прицел на лоб вытаращившего глаза Хасана. Хлопнул второй выстрел, боевик завалился на спину.
Я пинком отворил дверь в спальню. Ингрид связана по рукам и ногам на стуле, еще и к самому сиденью примотана крепко. Я первым делом снял повязку со рта, женщин больше всего оскорбляет, когда им затыкают рот, взрезал веревки.
– Как же тебя насиловали, – сказал я озадаченно, – вот камасутрики восточные, да, это дело тонкое…
