Ее поиски привели к тому, что нашла даже мой Марк23М, я взыграл, чем-то мне этот пистолет нравится, хай-тек чувствуется даже в дизайне, и хотя магазин всего на двенадцать патронов, но пули пробивают не только бронежилеты, а даже легковооруженные бронеавтомобили и бронетранспортеры.
По этажам пришлось подниматься медленно и печально: я навинтил глушитель и отстреливал боевиков по одному, чтобы не подняли шум раньше времени, Ингрид сзади вела трепещущую Абигель.
Машин в самом деле во дворе с полдюжины, но и боевиков там десятка два. Расположились живописно, кто в кузове машин, кто сидит на ящиках.
Выглянув осторожненько, Ингрид предупредила:
– Абигель, жди!.. Мы скажем, когда и что.
Сзади и снизу послышался шум, явно боевики в каких-то комнатах обнаружили убитых, я сказал быстро:
– Готовь гранатомет. Не задень вот тот «Хаммер», что в сторонке.
И, не дожидаясь ответа, начал прямо от двери стрелять быстро, выбирая самых старших, без них суматоха будет дольше.
Через несколько секунд от боевиков осталась половина, но опомнились и открыли ответный огонь, и тут Ингрид трижды бабахнула из гранатомета.
Три машины, одна с боевиками, а две те, за которыми укрывались стрелки, с грохотом и в облаках огня взлетели на воздух.
Мы торопливо выбежали во двор, стреляя действительно во все, что движется. Уцелело всего трое, да и то оглушенные и раненые.
Ингрид пробежала мимо к автомобилю, который наметили заранее, я после трех контрольных выстрелов вскочил за баранку.
Абигель, вся в слезах и соплях юркнула на заднее сиденье и сразу же присела там как можно ниже. Ингрид заняла место рядом с ней, автомат в руках, и, не жалея патронов, поливала выход из блиндажа, откуда начали выскакивать и тут же прятаться обратно боевики.
Я развернул автомобиль и погнал в сторону дороги, быстро наращивая скорость.
Перед глазами еще картинка с множеством трупов, которые только что были живыми людьми, но мои пули сделали их неживыми. И ничего не шелохнулось, как говорится, в душе, хотя вообще-то не понимаю, о чем речь, какой-то литературно-духовный термин.
В реальности я вообще-то спокоен, один только вопрос копошится: таким я и был или стал вот теперь, когда нервная система после нейродистрофии спешно восстанавливается, а потом как бы с разгону идет дальше той красной линии, которую перед нею зачем-то провела природа?
Наверное, частично все-таки я таким и был, плюс мои занятия наукой, а не, скажем, музыкой или рисованием, хотя предполагаю, все-таки мое излечение от нейродистрофии дало побочный эффект. Мне он нравится, еще бы, чувствую себя постчеловеком…
Но тогда законный вопрос: а какими будут постлюди? Каким будет общество, если все станут такими?
Ингрид с силой толкнула меня в спину. Я посмотрел на нее с интересом в зеркало.
– Что-то хочешь?
– Да, – ответила она. – Раньше бы скрючился, а сейчас спасибо, что заметил!
Я сказал добродушно:
– Берберочка, я не поверю, что ты могла меня пнуть больно! Ты же добрая… где-то в глубинах своей заскорузлой мохнатой и черствой души. Кстати, что такое душа?
Она посмотрела на меня несколько дико.
– Ты чего? Смотри, в религию не ударься. А то бывает…
– Не среди ученых, – заверил я. – Это всякие там актеры, а то и вовсе артисты уходят в буддизмы, да еще музыканты, их не жалко, а ученые… ученые и так все веруют в Творца.
– Это ты верующий?
– Ну да, – ответил я. – А кто нам тогда помогает?
– Смотри, – предупредила она, – не стань тем чокнутым… Помнишь, уверял, вселенная существует только для него?
– Глупец, – ответил я с чувством. – Когда они поймут, что вселенная существует только для меня?.. Блин, как мне нравится этот «Хаммер»! Молодцы американцы! Всех террористов Ближнего Востока снабдили автомобилями, оружием… а от тех и нам что-то перепадает.
– Да еще как перепадает, – согласилась она. – Весь Кавказ ездит на трофейных американских. Круто!.. Только от пыли не
