дальности полета. Головки пуль черные?
Он снова кивнул.
– И стальной каленый сердечник. Пробивает не только бронежилеты, но и броню автомобилей, даже бронетранспортеров. Правда, не на всей дальности…
Ингрид слушала с недоумением, наконец не утерпела, спросила сварливо:
– А ты откуда знаешь? То же мне профессор нейрофизиологии!
– А общее некультурное развитие? – спросил я обидчиво.
Она запнулась, а десантник посмотрел на меня с еще большим уважением. Профессоры тоже вроде бы не в пробирке рождаются, а в школах и травку курят, и на переменах под лестницей совокупляются, хотя кто в такое поверит, когда смотришь на их портреты в школьных коридорах, откуда они, мудрые и седобородые, смотрят строго и отечески.
Поддубецкий оставил пилота, подсел к нам с Ингрид. Я поинтересовался:
– Какие-то подробности уже выяснили?
Он ответил мрачно:
– Только что передали из Управления… Ее захватили в ее имении, но тут же повезли в сторону долины Азаята, а это то место, куда в прошлом месяце снова вторглись боевики халифата.
Ингрид охнула:
– Так это когда было!.. Неужели до сих пор?
Он вздохнул.
– Там ситуация сложная. Местное население, чем-то обиженное на соседей, приняло нашествие достаточно… благосклонно. Многие пополнили их ряды. А так как это уже не в первый раз, федеральные силы на этот раз провели зачистку…
Он помялся, она договорила:
– Я что-то слышала, хотя в печати эту тему до сих пор обходят, словно мы живем в Северной Корее. Предельно жестко? Как и требовало остальное население России?..
– Даже либералы, – напомнил он, – начали кричать, что правительство трусит, а халифату нужно дать урок.
– Помню, – сказала она, – я тоже так думала… временами.
– Урок дали, – ответил он. – Чем ближе к счастью и процветанию всего человечества, тем все мы злее и нетерпеливее… Так что теперь в том городке совы и шакалы. Люди возвращаются неохотно, целых домов почти нет, зато руины как в центре, так и на окраинах… Даже самое высокоточное задевает соседние дома. А танковый снаряд, прежде чем рванет, прошибает десяток домов… вы же знаете, какие на юге домики.
Она толкнула меня в бок.
– Владимир, чего молчишь? Что тебя беспокоит, сидишь такой мрачный…
– А как иначе, – ответил я невесело, – а вдруг моих мышек покормить забыли? Или корма недодали?.. Понимаешь, они такие маленькие и нежные, им нужно отмерять очень точно.
– Что, автоматическую кормушку поставить влом?
– Не верю я технике, – признался я. – Часто подводит. Там на месте я три раза проверял за день. И давал им лакомства. А какая автоматика им почешет пузико?
Она сказала с отвращением:
– Тут люди гибнут, а ты о противных мышах…
– А что люди, – сказал я хладнокровно, – пусть гибнут, им можно. А мышек обижать нельзя, они полезные.
– О задании думай, – оборвала она. – Если не вырвать заложницу из рук террористов… может такое начаться!
– А что сейчас можем? – поинтересовался я. – Думай не думай. От думанья голова болит. У тебя нет?
Она подумала, глядя настороженно, как ответить, чтобы не попасть в подстроенную ловушку.
– А вот не болит.
– Так и знал, – ответил я нагло.
Поддубецкий сказал с сомнением:
– Мы могли бы вас доставить и быстрее, но тогда пришлось бы вам прыгать с парашютом.
– Ого, – сказала Ингрид. – Нет, спасибо. Мой напарник как-то на кровать неудачно прыгнул, и с тех пор… гм…
Глава 7
Я смолчал, а она тут же задумалась, лоб морщит, старается понять, где же прокололась, в чем я по своей подлой
