— Восемь миллиардов, — напомнила она саркастически.
Я кивнул.
— Да.
Она вздрогнула.
— Постой-постой… ты так говоришь, будто готов в самом деле их всех… По-моему, ученые — страшные люди!
Я двинул плечами.
— Атомную бомбу придумали и создали ученые. Как и все остальное оружие. Но мы же создаем и новый мир.
— А людям, — спросила она резко, — есть место в вашем мире?
— Нет, — ответил я честно. — Нет.
— Ты чудовище!
— Нет, — повторил я. — Идет подготовка населения к наступающей сингулярности. Населению об этом не говорим, зачем пугать?.. Но подготавливать надо. Потому такое резкое снижение рождаемости, размывание границ между полами, я говорю о разрешении на гейство и зоофилию, локальные войны между племенами, кланами и диковатыми народами, которых негласно решено не допустить ни к бессмертию, ни к сингулярности… зачем там моджахеды, талибы и вообще Халифат? Пусть лучше поубивают друг друга там у себя. Ничего личного, нормальная политика.
Я говорил спокойно, несколько монотонно, просматривая все дорожные камеры на пути и стараясь проследить весь путь двух мотоциклистов, что преследуют нас уже три квартала.
Ингрид их пока не замечает, дорожный поток плотный, автопилоты в автомобилях пока что умеют искать место на стоянках, припарковываться и приезжать на зов хозяина, если он близко, но на дорогах пока что рулят глазомер и чутье…
Байкеры — настоящие игиловцы в урбанном обличье: на Ближнем Востоке закрывают рожи черными тряпками, а здесь попросту на голове шлем, ничего не разглядеть, полная свобода совершить теракт неузнанным и скрыться.
Нужно капнуть куда следует, как-то бы пресечь, дабы не. Сам чувствую, становлюсь каким-то держимордой, для которого «тащить и не пущать» из крайне осуждаемого момента становится положительным, но сам знаю, бунтарем быть легче и почетнее, а вот становиться на сторону власти… как-то неинтеллигентно.
Ингрид покосилась в мою сторону.
— Ты чего?
— А чего чего?
— Серьезный такой.
— Я вообще человек серьезный, — ответил я с достоинством. — И солидный. Это женщина солидной быть не может, а если вдруг, то старается скрыть, чтобы продолжать нравиться…
— Замолчи, — перебила она. — У меня от твоей серьезности ухи вянут и менстр начнется на неделю раньше.
— Да? — спросил я. — А я думал, у тебя уже пауза.
Тот, что на первом мотоцикле, крупнее и мощнее, второй сзади помельче, этот постоянно поглядывает в нашу сторону, видно даже через непроницаемый шлем, как просчитывает, в какой момент выхватить пистолет, выстрелить и тут же спрятать, это видно по тому, как сидит, как смотрит в нашу сторону, раньше бы такое не заметил, теперь определю с девяностопроцентной точностью.
Похоже, оба планируют дождаться красного света, остановиться рядом, на мотоцикле можно протиснуться вперед и встать совсем вплотную, а там за секунду до зеленого выстрелить через окно и ударить по газам. На мотоцикле гораздо проще проскочить между машинами в любой пробке.
Это чтобы стрелять в окно на ходу, нужно быть виртуозом, непросто держать руль одной рукой, а в другой пистолет. Обычно роль стрелка берет на себя тот, кто сидит на месте пассажира, но у этих то ли не нашлось никого на роль пассажира, то ли не захотели затруднять лишним весом и потерей маневренности, а может, и все гораздо банальнее, просто не успели собраться.
— У тебя «Марк-двадцать три»? — спросил я.
— «Глок», — ответила она с некоторым удивлением. — Я патриотка.
— Хорош, — сказал я, — но не настолько сбалансирован.
Она поморщилась, уязвленная, я потащил у нее из кобуры пистолет, в это время впереди вспыхнул красный свет. Машины начали останавливаться, оба на мотоциклах спешно протискиваются в узкие промежутки к нам, но автомобили стоят плотно, первому только-только удалось приблизиться, как загорелся зеленый, и вся лавина в дружном порыве сорвалась с места.
Ингрид время от времени бросала взгляд на пистолет в моих руках, я рассматриваю с самым задумчивым видом, словно
