цивилизации. – Я чуть позже ему позвоню, как и Джеймисону – пусть старик поостережется. Но не думаю, что Трэвис в состоянии нам помочь. Страттен слишком могущественный человек, чтобы его можно было свалить, не имея никаких конкретных фактов, и он слишком умен, чтобы подставиться на какой-нибудь ерунде. Вполне возможно, что непосредственно клиентами сейчас занимается Квот или подобный ему придурок, а у самого Страттена железное алиби.
– А при чем здесь ребята в костюмах?
– Пока без понятия. Ты же слышала нашего инопланетянина – у них были планы на Хаммонда, и одному богу известно, что бы это могло значить.
– А тот парень действительно пришелец? – зевнула Хелена.
– Да, – ответил я. – Они все пришельцы. – Я заколебался, пытаясь привыкнуть к тому, что узнал за сегодняшний день. – Мне кажется, что обелиск наконец прибыл. Я всю жизнь смеялся над людьми, которые рассказывали, как их похитили инопланетяне, а меня, оказывается, тоже похищали.
– Хап Томпсон, космический мальчик, – сонно пробормотала Хелена. – Не знаю почему, но я легко в это верю. Вообще во всю эту историю с пришельцами. Это совсем не так сложно принять, как мне казалось раньше.
– Может, просто время подошло, – предположил я. – И мы как-то это почувствовали.
– Но почему они похожи на нас? Почему у них нет больших черных глаз и где маленькие серые тела? И почему пальцы у них не светятся в темноте?
– Никто ничего не помнит о том, как их похищали. Память просто не работает. Даже я не могу ее включить, а у меня опыта побольше, чем у многих. Так что достоверной информации нет. Когда люди возвращаются, они стараются как-то заполнить пробелы в памяти. Они испуганы, поэтому на ум приходят всякие ужасы. В памяти всплывают смутные воспоминания об операциях, которые им пришлось перенести в детском возрасте, или они думают об операциях в будущем и боятся их. Заполняют свой мозг картинками из журналов, книг или эпизодами из фильмов. Им необходимо что-то, чтобы заполнить провал в памяти, потому что это лучше, чем бояться непонятно чего.
– Что теперь будет? – Хелена села поудобнее и положила голову мне на плечо.
– Пришелец велел мне возвращаться в Лос-Анджелес, что мы с тобой и делаем.
– А почему мы должны верить всему, что он говорит?
– Хелена, – ответил я, – кроме него, у нас ничего нет.
Я неожиданно охрип. Тяжесть ее головы и ее дыхание на моей шее делали меня дураком. Я чувствовал запах ее волос и точно знал, сколько места она займет у меня на груди. Почему-то другие женщины, с которыми я встречался после Хелены, всегда занимали или чуть больше, чем надо, или чуть меньше. Их волосы постоянно лезли мне в нос, что доводило меня до белого каления. Я не шевелился, как не шевелятся в самый первый раз, когда обнимают девушку – когда рука затекает до такой степени, что кажется, будто она горит. Некоторые вещи стоят того, чтобы их испытать, пусть не постоянно, но хотя бы в самом начале.
Самолет попал в небольшую воронку, и сзади раздалось несколько вскриков. К тому времени основной свет уже был погашен, и только над иллюминаторами горели маленькие огоньки. Рано или поздно появится стюардесса и попросит всех опустить шторки, а я, как всегда, откажусь. Люблю лететь, увлекаемый вперед железной капсулой, чья физика защищает ее от другой физики, той, согласно которой все падает на землю. Люблю смотреть из иллюминатора в темноту, время от времени освещаемую огоньками, говорящими: «Да, и здесь есть люди. И на этой голой скале они живут. И у нас здесь есть мотель и кабельное. И чизбургеры мы продаем по хорошей цене. Приезжайте и убедитесь сами».
– Что это? – пробормотала Хелена. Ее рука была у меня на спине, и пальцы сквозь рубашку ощупывали уплотнение на моем теле. Маленький кружок, как раз под ключицей.
– Шрам, – ответил я.
– Я его не помню, – произнесла она и замолчала. Повернув голову, она взглянула на меня.
– Ага, – согласился я. – Он тогда и появился.
– Хап, мне так жаль.
Ей действительно было жаль. Я никогда не видел у нее на лице такого огромного горя. И не хотел видеть.
– Все в порядке, – сказал я.
Мы долго смотрели друг другу в глаза, и она пыталась понять, правду ли я говорю, а я просто любовался ее лицом. Я всегда считал, что любовь – дорога с односторонним движением, и если ты повернул не туда, остается только продолжать двигаться.
Но сейчас я не был в этом уверен.
Мгновение все тянулось и тянулось. Хелена очень медленно мигнула. В этом движении было что-то странное, но я не мог
