Ворота были заперты на несколько деревянных засовов – поперечных досок, обитых железом. Все это выглядело настолько неприступным, что Генри чуть не застонал.
Он подошел к краю нижнего засова и, кряхтя, попытался поднять. Куда там – слишком тяжелый. На секунду Генри окатило отчаяние, но он велел себе успокоиться. Барс, наверное, и сейчас слышит и видит его.
– Мне нужна помощь, – тихо сказал Генри. – Пожалуйста, прошу тебя, открой ворота.
Больше не думая ни о чем, он обеими руками снова потянул край засова, и сверху раздался скрежет. Генри поднял глаза и увидел: вслед за нижним засовом поднимаются остальные, будто они связаны. С каждой секундой они шли вверх все легче и скоро замерли. Ворота были свободны. Генри подошел туда, где плотно сходились две гигантские створки, и толкнул их вперед. Он знал, что они откроются легко.
И правда – они разошлись в стороны с еле слышным, неподходящим для такой громадины скрипом, открывая охваченную злобой и огнем площадь, и Генри застыл, подняв руки. В верхней части ворот, там, где только что сходились края створок, блеснуло что-то яркое и полетело вниз так медленно, словно не подчинялось законам человеческого времени. Оно переворачивалось в воздухе, поблескивая не отраженным алым светом факелов и пожаров, а своим собственным. С тихим звоном золотой круг опустился Генри на ладони, и он вспомнил слова из сказки принца: «Она легкая, как перышко». Так и было.
Генри завороженно смотрел на корону, сплетенную из тонких золотых нитей, и даже не сразу заметил, что шум вокруг начал стихать. Все, кто был на площади, повернулись к нему. Генри ясно различал их лица, потому что корона сияла – сгусток ясного золотого света в темноте. И тогда Генри увидел тех, кого так сильно надеялся тут встретить.
Избитый, пошатывающийся король в разодранной одежде и с опухшим глазом держался за плечо Джетта, который выглядел не лучше. А рядом с ними был целый отряд: Карл и придворные, охранники и слуги, все изрядно потрепанные, но совершенно точно не одержимые. Генри перевел взгляд дальше – и вздрогнул от облегчения. Эмма в ярко-зеленом платье поддерживала Уилфреда с окровавленной головой – бледного, но живого, и на этот раз Генри по его взгляду сразу увидел: он настоящий. Наверное, Джоанна ударила его по голове, как отца Агаты, но то ли голова у него оказалась крепкая, то ли, чтобы убить настоящего мастера, надо стараться лучше.
Внезапно Генри заметил кое-что еще, кое-что важное. Не у всех на площади лица были искажены злобной судорогой, не у всех на спине, цепляясь уродливыми руками и ногами, висела черная тень. И Генри понял, что произошло, пока он был в башне. Король освободил от духов всех в замке, вывел их за стену и запер за ними дверь. На площади они успели привести в чувство человек пятьдесят, которые теперь заслоняли дверь от тех, кто пытался ее проломить, хотя сразу было ясно: долго они не продержались бы, Генри явился в последний момент.
На площади было так тихо, что Генри услышал треск факелов, тяжелое дыхание измученных дракой людей и свист черного ветра, воющего над городом. И кажется, никто, кроме него, не заметил, как над озером показалась шишковатая голова чудовища. Оно вытянуло шею, тихо приподнявшись над водой, и Генри улыбнулся ему. Вот теперь все в сборе.
Генри точно знал, что делать, – будто Барс молча говорил с ним, и уже не нужны были слова, чтобы Генри понял его. Корона холодила ладони даже сквозь перчатки, и Генри пошел вперед, неся ее на вытянутых руках. Едва стоящее на ногах маленькое войско, заслонявшее побитого короля, при виде Генри расступилось.
Тот, у кого сердце истинного государя, должен был открыть дворец изнутри – и король вышел за дверь, чтобы привести людей в себя. Он взял с собой подданных, вдохновил их, хоть ненадолго сделал их героями, – а Барс всегда верит в тех, кто способен поверить в других.
– Ваше величество, – хрипло сказал Генри.
А потом опустился на одно колено – он смутно помнил, что так надо приветствовать королей, – и протянул ему корону.
В ту же секунду площадь залило светом: корона вспыхнула ярче, и черные тени на спинах людей, разжав хватку и закрывая лапами головы, упали назад. Они растворялись, едва коснувшись земли, одна за другой, и люди, с хрипом втягивая воздух, приходили в себя, непонимающе оглядывались вокруг, а потом зачарованно упирались взглядами в корону. Король этого будто не замечал, он смотрел на Генри так, словно видел его в первый раз. А потом кивнул, взял золотой обод и медленно положил его себе на голову.
Генри встал. Тьма вокруг шла прорехами, разрывалась, съеживалась, будто свет короны отталкивал ее к окраинам города. Скоро она растворилась даже там, и оказалось, что сейчас вовсе не ночь, – небо было ясное, голубое и холодное. Судя по персиковому свету на горизонте, близился закат. Чудовище с еле слышным плеском скользнуло обратно в воду, и Генри проводил его взглядом.
– Да здравствует король! – слабо крикнул Уилфред, и этот крик подхватили все на площади.
