– Э-э-э… – удивился я, – а дальше что?
– А ничего. – Следователь вложил листки и ручку в портфель. – Громину грозит пятнадцать лет, так что его можешь больше не опасаться, сядет надолго. Гарантированно.
– Как сядет… так он живой?
– Живой. В больнице он, ты его хорошо приложил. Чуть шею не свернул.
«Статья сто восьмая, – автоматически подумал я. – Умышленное тяжкое телесное повреждение. Чёрт! Жаль сил не хватило прибить эту сволочь».
– А суд?
– Как вылечат. А ты чего беспокоишься? Свидетелем мы тебя привлекать не будем, и так всего достаточно. Так что отдыхай, каникулы же!
Он протянул и пожал мне руку. Не сильно. Затем быстро вышел из ординаторской.
Вот такая получилась формальность.
И так, Громин жив. Жаль. Не вышло наказать его за смерть дяди Миши.
Я зашел в палату за своими вещами. Переоделся и попрощался со всеми. Пока шел к выходу, дописал куплет:
Эта песня для дяди Миши. И еще песни будут, жаль, своей гитары у меня нет, но это дело решаемое.
На улице царила почти идеальная чистота, это если не считать сломанных ветром веток. Однако после больничной стерильности природная казалась идеальней. Грозовой фронт уже скрылся вдали. На лазурном небе сияло солнце, играя зайчиками от капель на листве.
Я остановился на крыльце, закрыл глаза и, по рекомендации врача, подставил лицо ласковым лучам. Глубоко вдохнул. Обалденная свежесть! Ветерок ласково обдувал лицо и навевал цветочный аромат. Как там, в песне из фильма поется: «…перед грозой так пахнут розы»? Красота слога и ничего более. Перед грозой обычно душно и все запахи тяжелы. Вот после грозы, тем более такой, как прошедшая…
Одним словом – лепота!
– Серега!
И кто это так радостно орет? Сквозь пляшущие зайчики в глазах разглядел идущих к больничному корпусу Савина и Расулова. Олег замахал пакетом в руке:
– Серега, тебя уже выписали, что ли?!
– Ага, – ответил я, настороженно следя за Савиным.
Он явно собирался меня обнять. Наверное, от радости. Вот только этого не хватало!
– Олег стой… – попытался остановить друга, – Савин… стой, говорю!
Но тот, будто не слыша, так и намеревался дружески тиснуть меня. Больше не пытаясь докричаться, я стукнул ему костяшкой пальца в солнечное сплетение, а сам шагнул так, чтобы Олег оказался на одной линии с Ильясом. Вдруг тот тоже обниматься полезет?
– Ты… – Олег сбился с шага и выпучил глаза.
– Вот теперь ты слышишь? – поинтересовался я. – У меня ребра болят, а ты с объятиями лезешь.
– Не мог сразу сказать? – продышался Савин. – Сразу в грудину лупишь. Чуть скворца не впустил… – и он посмотрел себе на грудь.
– У кое-кого уши бананами заросли. – И протянул руку, предупредив на всякий случай: – Привет, и сильно не жми, рукам тоже хорошо досталось.
– А ты ничего выглядишь, – здороваясь, сказал Ильяс, – только желтоватый немного и припухший.
– Ага, – подхватил Олег, – на китайца похож.
