– Давай, Лещенко.
– Извините, господин, не знаю, как к вам обращаться? – обратился ко мне солдат.
– Сергей. Иду в группе не как офицер, а как рядовой. Вы это хотели спросить?
– И это тоже. Но мой главный вопрос в другом. Рука у вас не дрогнет, когда придется один на один германца убивать?
– Мне уже приходилось убивать.
– Сразу прошу извинить меня, господин Богуславский, за мой вопрос, – теперь уже подал голос прапорщик. – Наталья Богуславская ваша родственница или жена?
– Сестра.
– Разрешите представиться. Пашутин Михаил Антонович.
Плотно сбитая фигура, массивные кулаки, короткая прическа, твердо очерченный подбородок, сердито-сосредоточенный взгляд. Он мне чем-то напомнил настороженного бульдога в человеческом образе. Правда, это было мое внутреннее впечатление, потому что его большие голубые глаза, правильные черты лица и губы, которые, казались, вот-вот расползутся в улыбке, придавали ему вид приятного человека, но даже при этом знаток немецких диалектов никак не походил на рыхлого кабинетного профессора. Наоборот. Плотного сложения фигура прапорщика с широко развернутыми плечами больше подходила борцу классического стиля.
– Рад знакомству, Михаил Антонович.
– Так! – Махрицкий громко хлопнул ладонью по столу, призывая к вниманию. – Слушать меня внимательно! Ставлю задачу перед группой…
После того как мы досконально разобрали поставленную перед нами задачу, а также распределили обязанности, капитан неожиданно предложил:
– Неизвестно сколько времени вам придется провести среди германцев, поэтому предлагаю всем переодеться в немецкую форму.
После слов капитана наступило молчание. Я не сразу понял его причину и, бросая косые взгляды на разведчиков, пытался понять, что происходит. В это самое время охотники украдкой бросали взгляды на поручика Мелентьева, чтобы узнать его мнение, но тот, молча, сидел, глядя куда-то в пространство. Первым откликнулся прапорщик Пашутин:
– Мне можно подобрать унтер-офицерскую форму?
– Будет вам форма. Кто еще?
Только теперь до меня дошло, что это было своеобразное проявление честности по отношению к врагу.
«И в то же время идут в тыл взрывать эшелон. Ну, ни странно ли это?»
– А мне германской шинели не найдется? – спросил я.
Капитан криво усмехнулся:
– Среди немцев таких здоровяков не водится, поэтому придется вам в своем пальто идти. Кстати, форму вам подобрали?
– Нет такого размера. Сказали, что закажут.
– Больше желающих нет? – он оглядел всех. – Что ж, никого неволить не буду.
После собрания Пашутин вышел вместе со мной.
– Сергей Александрович, хотя нас познакомили, хотелось бы знать больше о человеке, с которым придется идти в тыл германца. Там нам придется, без излишнего преувеличения, спину друг другу прикрывать. Мне бы…
– Не волнуйтесь. У меня спина широкая – прикрою, – оборвал я прапорщика, давая тем самым понять, что не хочу разговаривать.
Тот окинул меня внимательным взглядом, затем сказал:
– На нет и суда нет, – после чего зашагал в сторону штаба.
Этим вечером я зашел в лазарет и, найдя там Людмилу Сергеевну, сказал:
– Ухожу с «охотниками» в тыл германцу, поэтому у меня к вам будет большая просьба. Если не вернусь в течение десяти дней, отправьте мою сестру в Петербург с санитарным поездом. И еще. Возьмите деньги, а здесь, на бумажке, я написал адрес нашей матери. Дайте ей телеграмму за несколько дней до отправки Наташи.
– Денег не надо.
– Не спорьте.
– Хорошо. Все сделаю, как вы сказали. С Богом, Сергей Александрович!
– Не поминайте лихом, Людмила Сергеевна!
